— Спрашивай! Что ты хочешь узнать?
Он пристально посмотрел ей в глаза.
— Как ты пришла к вере в нашего Бога?
— С самого детства я слышала истории о Нем.
— Как и все другие жители Иерихона.
Раав моргнула.
— Я это прекрасно знаю и не могу объяснить, почему я поверила, в то время как другие нет.
— Твой народ напуган, — сказал Ефрем. — Мы достаточно слышали у ворот.
— Да, они боятся вас, как боялись бы любых завоевателей. Но они не понимают, что это ваш Бог дает вам победу.
Когда Салмон смотрел на нее, его глаза сияли. Он обежал взглядом ее фигуру, словно хотел охватить ее всю. Раав легко могла понять, что она ему понравилась. И ей было приятно его внимание. Он был очень красивым юношей.
Ефрем, похоже, решил указать ей на ее место.
— У тебя есть свои боги.
— Деревянные статуэтки, от которых нет никакого проку, — презрительно сказала она. — Ты видел хоть одну в моей комнате?
Было видно, что Ефрем почувствовал себя неуютно.
— Спустись вниз, — сказала она, указывая на лестницу. — Открой шкафы. Загляни за занавеси, под кровать. Ищи, где хочешь, Ефрем. Ты не найдешь ни одного идола или амулета в моем доме. Я потеряла веру в этих богов давным-давно.
— Почему?
Еврей, как видно, вознамерился всерьез испытать ее. Так и быть. Она была готова дать ответ.
— Эти идолы не могли спасти меня. Это просто вещи, сделанные людьми, а я знаю, насколько человек слаб, — она простерла руки в умоляющем жесте. — Я хочу жить среди вашего народа.
Ефрем слегка нахмурился и посмотрел на Салмона.
Салмон немного наклонился вперед.
— Ты должна понять, что мы живем по законам. Законам, которые дал нам Сам Бог.
— Я бы хотела узнать эти законы.
Она почувствовала, как мужчины быстро переглянулись, и поняла, что это касается ее.
Салмон на мгновение задумался, а затем тихо сказал:
— Есть законы, запрещающие блуд и прелюбодеяние.
Ефрем не был столь мягким в осуждении ее профессии.
— Проституция недопустима. Каждый, кто посмел заниматься этим, будет казнен.
Раав вспомнила, как высовывалась из окна и зазывала их, как и сотни других до них. Краска залила ей лицо. Никогда еще она не испытывала такого отвращения к себе. Неудивительно, что израильтяне сомневались. Неудивительно, что они не ели с ее стола и не выпили даже капли воды. Раав сгорала от стыда.
— Я не выбирала эту жизнь, — сказала она, пытаясь защититься. — Мой отец подарил меня царю, когда я была еще девочкой и не могла сказать…
Она запнулась, увидев, как поморщился Салмон. Имеет ли значение, каким образом она стала блудницей? С самого начала она чувствовала, что это плохо. Ну и что, что она была всего лишь девочкой и должна была повиноваться своему отцу? Разве могло это оправдать то, что она продолжала заниматься своей профессией многие годы и наживать этим богатство? Нет! Она нахмурилась и отвернулась, чувствуя на себе внимательный взгляд евреев. Успокоившись, Раав снова посмотрела на них.
— Если Богу отвратительна проституция, я покончу с этим.
Салмон встал и подошел к краю крыши. Он долго смотрел на город, а затем обернулся и снова посмотрел на нее.
— Нам пора идти, — сказал он. — Мы выполнили свою задачу, Ефрем.
Раав резко встала. Она знала, что теперь надо действовать быстро. Она поспешила спуститься по лестнице в дом, и мужчины последовали за ней. Пройдя через комнату, она отвязала и расправила темно-красную веревку, поддерживавшую занавеси над ее кроватью.
— Вы не сможете выйти через ворота. Спуститесь из окна по этой веревке.
Она свернула ее, затем подошла к окну и перебросила один конец через подоконник. Раав выглянула из окна, спуская красную веревку вдоль стены.
— Футов на десять не достает до земли.
— Ничего страшного, — Салмон взял веревку у нее из рук и отодвинул ее в сторону. — Ты первый, — сказал он, кивнув другу. Ефрем влез на подоконник.
— Погодите! — сказала Раав. — Бегите к холмам и прячьтесь там три дня, пока не вернутся ищущие вас. А потом идите своей дорогой.
Ефрем кивнул, взялся за веревку и пополз вниз. Раав услышала тихий шорох осыпающейся штукатурки, а затем глухой удар, когда он спрыгнул на землю. Салмон передал ей веревку и уселся на подоконнике.
— Послушай, Раав. Мы можем обещать сохранить тебе жизнь, только если эта красная веревка будет висеть из твоего окна, как знак для нас. И все члены твоей семьи отец, мать, братья, сестры и все твои родственники — должны будут собраться у тебя в доме. Если они выйдут на улицу, они будут убиты, а мы будем свободны от своей клятвы. Но мы клянемся, что все, кто будет в этом доме, останутся живы. Никто не прикоснется к вам.
Читать дальше