Драго Янчар - Катарина, павлин и иезуит

В церкви собрались не только те, что отправлялись в путь, бодрствующие ночью люди с испуганными лицами, в одеждах, сырых от дождя, целую неделю заливавшего село, холмы и долину, чтобы в эту ночь неожиданно смениться холодным лунным серебром – все эти богомольцы источали запах страха, веки их отекали во время ночного бдения, а со стен тускло освещенной церкви исходили немые возгласы ненависти и крики боли с крестного пути на фресках. Лица римских солдат, беззубых истязателей в красных одеяниях, их открытые и осклабленные рты, губы, растянутые в беззвучном хохоте, озарялись трепещущими огоньками свечей; освещались и склоненные головы здешних крестьян, напуганных встревоженной в бревенчатых хлевах скотиной, беспокойной ночью, плачущими во сне детьми, визжащими поросятами, бьющимися о стойло коровами, тенями, мелькающими в вышине вокруг колокольни. Их лица бледны, что-то лепечут губы, опущенные долу глаза не решаются обратиться вверх к изображениям святых на стенах и к алтарю, к зрелищу страшного мученичества, к образам боли и страдания, хорошо знакомым им при утреннем и дневном свете во время воскресных служб, – тогда это были просто картины, всего лишь картины, но сейчас в ночном колыхании теней они вдруг ожили, стали такими же, как и они сами. Это были картины, на которые им не нужно было смотреть, ведь они жили в них, в каждом из них по-своему, в самой глубине души каждого – картины, сопровождавшие их с детских лет, которые в эту ночь не были им в помощь, потому что сцены этих житий были сценами боли. В мелькающих тенях от трепещущих свечей с отрубленной головы Иоанна Крестителя и из его шеи капала темная и ярко-алая кровь. Все богомольцы знали муки и страдания этих святых мужей и жен, проникавших сегодня ночью в их туманное сознание с картин, из жизнеописаний, которые они помнили и во сне и наяву – в бдении этой ночи. Святой Стефан поднимал руки, когда его побивали камнями, спотыкался и истекал кровью. Святой Себастьян был пронзен стрелами, лик святой Марфы был разбит железом. Со святого Варфоломея – с живого – сдирали кожу, подобно тому, как крестьяне обдирают своих свиней. Какому-то святому вырвали язык и бросили его собакам, святой Агате отрезали груди, Виталия закопали живым в землю, Эразму так сжимали мошонку, что он ревел от дикой боли, святой Михаил держал весы в руках, боролся с чертом и загонял сатану в преисподнюю.

Приходской священник Янез стоял на коленях перед алтарем, и его широкая спина защищала убогое человеческое стадо, робеющее перед всем, что за стенами церкви, и тем страшным злом, которое случилось с людьми на фресках, когда они были еще па земле, а сейчас они на небесах, как окажутся на небесах и те люди, что вернутся с благодатью в сердце из великого странствия, и священник молился о них и о себе, безжалостно осыпая бранью искусителя и его демонов, явившихся к ним из Истры, проклинал их, одновременно удивляясь, почему они прибыли именно из Истры, почему оттуда разлетелись по Штирии и Крайне и далее по Паннонской равнине, ведь Истра хорошо защищена: там Воднян с многочисленными церквами, казалось бы, их старинные колокольни демоны должны были облетать далеко стороной. Истра вся усеяна реликвиями и церквами, там прочное святое ограждение континента, нет ни одной дыры, сквозь которую мог бы проникнуть нечистый. И Венецию, от которой через море в глубину страны сияет сила великих реликвий, мощи святого Себастьяна, останки его тела, пронзенного стрелами, – всю эту страну черти должны далеко обходить, там ведь такие святыни, которые не могут не испугать сердец беспокойных бесов: нетленная голова святого, часть его позвоночника, плеча и сохранившейся мышцы – все, что осталось от него после того, как в римской тюрьме голову святого отчленили от тела. Священник Янез Демшар обо всем этом знал и надеялся на силу, нисходящую с небес, из серебряной ночи там, за окном, и идущей от изображений святых в церкви, от костей мучеников и подвергавшихся искушениям; он встал с колен, высоко поднял дароносицу со святыми дарами и остановился перед пародом, а за ним были открыты Царские врата. Между Богом там, в вышине, куда мы стремимся, куда тянутся наши души, и чертом тут, внизу, в грязи под нашими ногами, ползающим вокруг нас и шепчущим нам свои нечестивые посулы, распята вся наша жизнь, и эти два полюса, вышний и низменный, определяют каждый наш поступок.

– Мы отправимся в путь, в Кельморайн, где Золотая рака со святыми мощами, – и испуганные люди подняли головы: в Кельморайн. Там Золотая рака. Да, Золотая рака, и все, кто был этой ночью в церкви, увидели ее. Она неожиданно затрепетала посреди церковного нефа над их головами, окутанная туманным облаком ладана.