Юрий Лощиц - Дмитрий Донской

Впрочем, в поступках Дмитрия Донского эта стихия будет жить не только в косвенном, отраженном виде, потому что в известном смысле он и сам был выразителем народных чаяний своей эпохи. Он родился князем, в старинном княжеском роду, но в самый великий час своей жизни снял с себя княжеское, и тогда стало видно, что он по сути своей — представитель народа, плоть от его плоти.

Но обо всем этом — в свой черед.

Малоулыбчивы были для русского человека времена, о которых пойдет речь. Редко, очень редко тень ненастья покидала тогда его чело, редко разглаживалась на лице печать заботы или скорби — разве лишь в минуты, когда любовался смеющимся беспричинно ребенком.

Ведь в те времена и солнце светило нам, не улыбаясь, но то и дело загораживалось среди дня темной завесой от несчастной Русской земли…

Случилось так, что при малолетстве княжича Дмитрия в разных покоях и закутах большого московского княжеского дома проживали три (а то даже и четыре?) его тетки, и каждую из них звали Марией. В иную пору подобное обстоятельство наверняка служило бы поводом для всевозможных смешных путаниц и забавных нескладиц при взаимоотношениях родственников, обыгрывалось бы на разные лады в беззлобных и безобидных шутках.

Но шутилось сейчас не очень-то.

Дмитрию еще и трех лет не исполнилось, как овдовела самая знатная из его теток, Мария Александровна, супруга великого князя московского и владимирского Симеона Ивановича Гордого. Происходила она из тверского великокняжеского гнезда, ее отец, брат, дядя и дед приняли в разные годы мученическую смерть в Орде. Сама она почти в одночасье схоронила не только мужа, но и двоих сыновей, мал мала меньше, а до этого еще двое было у нее ребят, но тоже умерли в малолетстве, так что теперь осталась Симеонова Мария горлицей на сухом суку, у пустого гнезда, и долго ей вековать, одинокой, даже и племянника своего переживет.

Вдовья доля досталась в тот же год и другой его тетке, Марии, жене князь-Андрея, младшего из сыновей Калиты. Андрей сгинул от той же лютой болезни, что и Симеон, о чем позже рассказ. Тетка эта, Мария Ивановна, в течение многих лет почти постоянно будет на виду у своего племянника и также переживет его, хотя и на полгода всего.

Третья Мария была дочерью Ивана Калиты от второго брака — с Ульяной, приходившейся его сыновьям мачехой. (Была у Калиты еще одна дочь с тем же именем Мария, но она сейчас в наш счет не входит, поскольку давным-давно уже из Москвы выехала в Ростов, выйдя за тамошнего князя Константина. Эта единокровная Дмитриева тетка скончается в 1365 году во время язвенного мора.)

А сколько у Дмитрия оказалось в малолетстве других родственников, сколько еще будет их прибавляться с годами! И все их имена, все их обличья, норовы, привычки ему надо было с самого начала легко и прочно запоминать, со всеми несложными и сложными степенями родства. А как же иначе! На то он и князь, на то и Мономахович, на то и Рюрикович, чтобы не плутать в ответвлениях родословного своего древа. Острое чувство семьи, чувство породы своей, родовое чутье было одним из первых его жизненных ощущений, азбукой предстоящей житейской науки.

Но кто же четвертая — стоящая у нас под вопросом — тетка Мария?

Вот тут придется извлечь на свет клубок, скатавшийся со временем из разнопрядных, не всегда прочно увязанных нитей.

Нужно сначала ответить на вопрос более важный: а кто была его мать?

Дело в том, что в древнерусских летописях далеко не всегда соблюдалось правило сообщать, когда и на ком именно женился тот или иной князь. Матери Дмитрия в этом смысле повезло, но лишь отчасти. Доподлинно известно, что она была второй женой Ивана Ивановича Красного, среднего из сыновей Калиты, и что брак их состоялся в 1345 году. Событие запомнилось современникам и попало в летописи, потому что в то лето на Москве справлялись — уж не одновременно ли? — сразу три княжеские свадьбы. «Князь великий Семен, — читаем в так называемой Симеоновской летописи, — женился вдругие у князя Феодора у Святославичя, поял княжну Еупраксию; такоже и братья его князь Иван, князь Андрей, и вси три единого лета женишася».

Сообщив родовую справку о супруге великого князя, летописец не счел нужным привести хоть какие-то подробности о женах его братьев.

Кроме Симеоновской, наиболее древним источником по истории московского дома в XIV веке считается Рогожская летопись. И в Рогожской летописи интересующее нас сведение почти повторяется. Если не считать одного краткого, но красноречивого дополнения: по имени здесь названа не только вторая жена Семена, но и супруга младшего из братьев, Андрея; причем указано, что взял ее Андрей у «князя Ивана у Федоровича» (правившего в Галиче Мерском). А про супругу среднего брата — опять ни слова.