Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

— Мы заблудились, а здесь так спокойно и тихо, — сказал герцог, — охраняй мой сон, верный Готтфрид, ибо сладкая истома затуманивает мозг и закрывает мои усталые глаза.

Так они и поступили: герцог заснул, а слуга следил, чтобы ни одно животное или червь не приблизился к его почтенному господину и не причинил ему вреда. Его грудь спокойно поднималась и опускалась; он улыбался: сновидение, по-видимому, было приятным. Вдруг дыхание остановилось, лицо напряглось, и в одно мгновение крохотная серая мышка выпрыгнула из полуоткрытого рта. Теперь герцог лежал, как мертвый, бездыханный и недвижимый. А маленькая мышка в траве с любопытством огляделась сверкающими глазками, затем проскользнула между цветов в лес, но не так далеко от герцога, лежавшего неподвижно, как застывший труп. Испуг и удивление оруженосца сменились любопытством: что будет дальше с этим чудом, и он осторожно последовал за зверьком, не теряя при этом из поля зрения своего мнимо мертвого господина. Вскоре мышке пришлось остановиться — путь преградил ручей, такой узкий и маленький, что любое дитя могло легко перешагнуть его. Ручей струился так тихо по лугу под зелеными кустами, что вначале никто его не заметал. Мышь застыла в недоумении перед неожиданным препятствием — ручей казался ей рекой шире нашего Тибра. И поскольку ей немедля нужно было перебраться на ту сторону, она заметалась испуганно то вправо, то влево по берегу в надежде найти сухое или хотя бы более узкое место, которое она сможет перепрыгнуть. Добродушный оруженосец смотрел не без участия на испуганное маленькое существо. Он огляделся, но не нашел сухой ветки, тогда он вытащил из ножен охотничий нож с серебряной рукоятью и положил блестящее оружие, словно мост, через ручей. Мышка казалась сначала удивленной; она осторожно и нерешительно сделала несколько шагов по гладкой, зеркальной стали, а потом перебежала на ту сторону и вскоре затерялась в ближайшей траве, прыгнув в небольшое отверстие в зеленой, поросшей мхом скале. Герцог по-прежнему лежал без движения позади оруженосца. Тому стало страшно за исход, и страх одолевал его все больше, чем дольше зверек отсутствовал. А что если князь так и не придет в себя? Поверят ли великие вассалы и наследник трона в эту историю с мышью? Прошло, наверно, больше четверти часа; он собрался уже вложить кинжал в ножны, встряхнуть своего господина, и если тот не подаст признаков жизни — остается только вскочить в седло и пустить коня, куда глаза глядят, чтобы его не сочли убийцей, подкупленным врагами. Глядь, маленькое существо с еще более блестящими глазками выпрыгивает из кустов, оглядывается, семенит к ручью, снова пробует крошечной ножкой крепость стальной переправы и осторожно пробирается до рукояти. Готтфрид забирает свое оружие, а мышка бежит к герцогу. Слуга раздумывает: может быть, ему все-таки схватить и удержать ее — не очень-то прилично, когда зверюшка разгуливает по лицу его герцога и даже собирается заползти к нему в рот. Но прежде чем он смог принять решение, та действительно уже проскользнула внутрь между губами князя. Как только это произошло, лицо господина снова осветилось улыбкой, грудь задышала, и через некоторое время он потянулся, огляделся, приходя в себя, и покачал головой, как будто хотел стряхнуть с себя остатки дремоты. Улыбаясь, он посмотрел на оруженосца и сказал ему:

— Сядь ко мне сюда, в эту зеленую траву, я расскажу тебе странный сон, который сейчас увидел. Только я заснул здесь, на этом месте, как мне приснилось, что я иду далеко-далеко отсюда по густому темному лесу. Но как изменилась природа вокруг меня! То, что я считал травой, оказалось высоким-высоким густым камышом; чудовищные кусты сомкнулись над моей головой, и когда я зашел достаточно далеко, вдруг услышал жуткий шум и рев, как от большого потока. И действительно, широкая река, противоположный берег которой я с трудом мог разглядеть, раскинулась передо мной. Я бегал туда-сюда, ибо какая-то необъяснимая сила подталкивала меня — мне во что бы то ни стало нужно было попасть на другой берег. Я пытался высмотреть какой-нибудь корабль, плот или хотя бы маленький челн, но как далеко ни убегал, как ни напрягал глаза — ничего не увидел; еще меньше надежды оставалось на мост — наилучший выход для меня. Я был в отчаянии, и вдруг произошло нечто такое, что встречается только в старинных рукописях о чудесах и волшебстве, — откуда ни возьмись вырос длинный и широкий мост — да какой! Из чистой, блестящей, как зеркало, шлифованной стали, без перил или ограды, ослепительно сверкающий в солнечных лучах. Что было делать? Не торопясь, осторожно я ступил на гладкую поверхность, медленно продвигаясь вперед, чтобы не поскользнуться и не упасть в бурный поток. Я благополучно перебрался на другую сторону и снова оказался в густом, темном лесу, долго брел через него и наконец достиг высокой просторной пещеры в скале. Что же я там увидел? Высокие бочки, доверху наполненные слитками золота; мне пришлось долго-долго карабкаться наверх, чтобы добраться до края этих высоких бочек; тяжелые золотые слитки лежали и на земле вперемежку с драгоценными камнями всех видов и цветов. Я все тщательно осмотрел, долго пробыв в этой подземной сокровищнице, стараясь точно запомнить приметы, чтобы снова разыскать это место, затем покинул сумрачное подземелье. Возвращаясь назад, я все тревожился, стоит ли там еще стальной мост. К счастью, он не исчез. И вот, после долгого пути, — я снова здесь, но просыпаться грустно — увы, всё это было только сном. Видишь, этот сон стал продолжением нашего разговора, — так сильна во мне жажда сокровищ, что при моей бедности вполне естественно и простительно. Но ты молчишь, Готтфрид? Ты качаешь головой? Ты не веришь мне?