Грегори Нормингтон - Корабль дураков

– Это моя мастерская, – огрызнулся он. – Как мне удобно, так я тут все и устроил!

– Может быть, все это можно куда-нибудь переставить? Ну, чтобы место не занимало.

Брат Нестор ходил взад-вперед, как разъяренный медведь в клетке.

– Нельзя переставить, – пробормотал он себе под нос.

– Почему?

– Верхние ярусы.

– Какие Верхние ярусы?

– Ну, он собирался складировать там этот хлам.

– Кто?

– Мастер.

– И почему он его не забирает?

– Что?

– Почему Мастер не забирает весь этот хлам наверх?

Я испугался, что брат Нестор снова впадает в прострацию: у него отвисла челюсть, голова упала на грудь, глаза закатились. Но на этот раз ему не удалось уйти от ответа, прибегнув к убедительному спасительному беспамятству.

– Э… а тебе разве не говорили?

– Не говорили – чего?

– Я думал, ты знаешь.

– Что знаю?

– Гербош фон Окба мертв.

Когда я в ту ночь ворочался у себя в постели (в ожидании сна, который утянет меня в глубину, как акула), я бродил мыслями в запутанных лабиринтах Башни. Вверх по крутым винтовым лестницам, по тихим пустым коридорам, из мастерской в мастерскую, из покоя в покой; подобно крошечной мошке, я забирался в уши храпящих братьев и проникал им в мозги; там я блуждал по болотистым вязким тоннелям серого вещества, и выбирался наружу, и погружался в алый поток в их венах.

Кто-то тихонечко постучал ко мне в дверь. Это был брат Нестор, весь возбужденный и потный.

– То, что я тебе рассказал, – прошептал он с порога, – ну, ты сам знаешь, о ком. Лучше, чтобы никто не знал, что ты знаешь. Но самое главное, чтобы никто не узнал, что это я тебе рассказал. Что он того… бджж. Ну, ты понимаешь: пшш. Понимаешь?

Дыхание брата Нестора отдавало обидой и крепкой брагой. Я смотрел на его губы в пузырьках слюны, на его клочковатую бороду. Я заверил его, что я все понимаю и ничего никому не скажу.

– Спасибо, – выдохнул он. – Большое спасибо. – Пятясь задом, он вышел в коридор, по-прежнему не отпуская моей руки. Ладонь у него была липкой от пота.

– Скажите мне только одно, – сказал я. – Мастер… а как он… как вы это назвали, бджж!

Брат Нестор поджал губы.

– Это был гений, знаешь ли. Великий человек. Но он был вор. Да – он воровал у меня идеи. Едва я заканчивал опытный образец, как он объявлял, что у него уже есть рабочая модель.

– Он крал ваши идеи?

– Из зависти. Его бесило, что кто-то может составить ему конкуренцию. И тем более – я, «мальчишка».

– А как он умер?

– Сердечный приступ. Нашли его в ванной. Лежал весь синий. А вода в ванной была черная.

– И когда это случилось?

Брат Нестор украдкой взглянул в темноту у себя за спиной.

– За восемь дней до того, как ты здесь появился. Похоронили его очень быстро – таков обычай. Мертвое тело может остаться в Башне не более суток, а потом его навсегда отправляют в Склепы. – В Склепы?

– Здешнее кладбище.

– А где этот Склеп?

– Склепы.

– Где эти Склепы?

– Он – в Девятом. Слушай, мне надо идти. Пока нас никто не заметил.

Я с радостью отпустил его руку, и он исчез в темноте коридора.

Верный своему слову, я никому не сказал о том, что брат Нестор проговорился мне насчет Мастера. Братья тоже ничем не показывали, что им это известно (а это стало известно почти мгновенно). Но за обедом я то и дело ловил на себе любопытные, настороженные взгляды – так смотрит собака на вроде бы безобидную гусеницу, которая неожиданно перевернулась на спину, демонстрируя ядовитые усики. А незадолго до ужина моя комната превратилась в открытую исповедальню: мои наставники, которые прежде всячески избегали общения, теперь шли ко мне сами, горя желанием поведать мне правду о смерти Мастера.

Брат Эридус даже принес мне гостинец: яблоко, настоящее яблоко – я съел его целиком, вместе с косточками.

– Уж не знаю, что он там тебе наговорил, – начал он без всяких преамбул, – но все это – злобная клевета. Брат Нестор страдает разлитием желчи от ненасытного честолюбия.

Я молчал, только пускал белую яблочную слюну.

– Смерть Мастера – большая потеря для всех для нас. Но это был просто несчастный случай, злым умыслом там и не пахло.

– Что за несчастный случай? – спросил я с набитым ртом.

– Мы нашли его в Бархатной комнате. Он лежал на полу, прижимая к груди «Псевдоэпиграфу» Гитлодия. Вне всяких сомнений, он полез на стремянку, чтобы дотянуться до книги, и оступился. Сломал себе шею. Так нелепо и так ужасно.

Сняв с себя этот груз, брат Эридус принялся бормотать что-то невразумительное («…превосходная книга, без всякой зауми, простой, ясный стиль изложения…»), но вскоре иссяк и ушел восвояси – я откровенно зевал во весь рот, и он наконец понял намек.