Грегори Нормингтон - Корабль дураков

– Его величество требует вас к себе, – напрямик заявляет Лено. – Вас, сэр, и эту юную леди. По окончании аудиенции вас доставят обратно на ваш корабль.

Отказаться было бы неразумно. Под строгим присмотром солдат наши друзья покидают «Барыш». Их разделяют и сажают порознь: Белкулу – в один баркас, Колпачка – в другой. Излишне упоминать, что Белкула оказывается в баркасе канцлера, который тут же подсаживается к ней поближе.

– Вам, я вижу, весьма любопытно, что у нас за король, – говорит Лено, когда баркасы отходят от борта «Барыша». – Он не просто король, он – дух-хранитель этого острова, каким до него был его благородный отец, наш основатель. Красота, чувство меры, ученость и ум соединяются в нем, словно четыре реки, что сливаются в один мощный поток. Коммодус Второй – наш Король-Философ. (Белкула – аааааау!– зевает.) Его герб, разумеется, представляет жизнь созерцательную, философскую. Кстати сказать, король самолично его придумал.

Войдя в потайную бухту, баркасы причаливают к песчаному берегу. Наших друзей ведут вверх по лестнице, вырубленной в почти отвесной скале, где на вершине трудятся в поте лица крестьяне, которые при появлении важных господ почтительно падают ниц.

– Заметьте, мадам, – говорит Лено, – как довольны и счастливы наши люди. Раньше они рыбачили в море, ежедневно рискуя жизнью. Теперь они трудятся на земле, и им не грозит никакая опасность.

Работа грязная: выкапывать торф, рубить его на части и складывать в кучи. Весь остров испещрен этими черными, пустыми ульями. Сами же собиратели торфа ютятся в убогих домишках, которые едва ли не меньше торфяных курганов. Чумазые детишки – мал мала меньше – возятся в грязи во дворах. Постепенно унылые торфяные болота сменяются зелеными лужайками и садами. Колпачок при всем своем предубеждении невольно восхищается великолепными парками, лабиринтами из сочной зелени и искусственными озерами.

– Дворец правительства, – объявляет канцлер Лено, указывая на помпезно-претенциозные хоромы в дорическом стиле, все из перистилей и архитравов, вероятно, от слова травить.

Внутри дворец так же вычурен и помпезен, как и снаружи: на взгляд Колпачка, там присутствует явный избыток плюша и канделябров, но его мнения никто не спрашивает.

И вот мы входим в банкетный зал, где король и его советники сидят погруженные в размышления, склонившись над листами пергамента. Канцлер Лено откашливается, прочищая горло. Король всхрапывает во сне. Лено подходит ближе и что-то шепчет Коммодусу в ухо; тот резко вскакивает со стула.

– Добро пожаловать! – вопит он во весь голос, будя своим криком советников. – Вы непременно должны со мной отобедать! Гости к нам заезжают нечасто! – Впрочем, все это сказано только из вежливости. За обедом король говорит не умолкая, с набитым ртом – набитым, кстати сказать, свежими устрицами, фаршированным лебедем и золотистым печеньем.

– Батюшка мой приехал на Талоп, когда его выпер… когда он с отличием окончил Платоновскую Академию во Флоренции. Из чисто эпистемологического [ 26] интереса он покорил островитян и основал королевство. Теперь у каждого есть своя функция, сирень строго определенный круг деятельности, и каждый знает свое место. И я в том числе.

Колпачок, который давно уже перестал вникать в речи Коммодуса, украдкой разглядывает своих сотрапезников. Все они представляют собой вариации на тему Лено (который, как выяснилось, приходится троюродным братом королю): мудрые, может быть, даже чуть-чуть не от мира сего, но при этом изнывающие от скуки.

…народ есть продолжение своего короля, только на более низком и слабом уровне множественности. Они меня любят, ибо все вещи в природе стремятся к единству, к высшему единству со своим источником…

Белкула уже наелась, и ее явно клонит ко сну.

…люди имеют лишь смутное представление о вечной и абсолютной Форме Справедливости. Поэтому в большинстве государств правосудие несовершенно. Но я, будучи светочем добродетели и чистоты и постигнув суть вечности, хорошо представляю себе, что есть совершенная справедливость. Без ложной скромности могу назвать себя знатоком во всем, что касается управления при отсутствии законов.

– То есть, – вырывается у Колпачка, – те люди, которых сбросили со скалы, они не нарушили никаких законов? Они просто вам не понравились?!

Собравшиеся за столом Лено в напряжении замирают над чашами для омовения пальцев.

– Он имеет в виду, ваше величество, что ему не совсем понятна ваша мудрая политика в области литературы.