Олег Ерохин: Гладиаторы

Марк призадумался. Конечно, кровавые сцены, которые, прищуря глаза и причмокивая, и колыхаясь жирным телом, с таким восхищением описывал Толстый Мамерк, показались ему отвратительными. Но что было делать, не обрекать же на позорную нищету и отца, и сестру, и себя?..

— Я согласен, — вздохнув, сказал он. — Что для этого нужно?

Обрадовавшийся толстяк тут же рассказал юноше свой план: встретившись завтра у Капенских ворот Рима, они сначала направятся к ростовщику Антинору, которому Марк вернет долг деньгами ланисты.

Затем они пойдут к народному трибуну, разрешение которого было необходимо на то, чтобы гладиатором стал, по своему желанию, свободный римлянин. Получить такое разрешение для богатого Мамерка Семпрания не составляло труда. При этом Марк обязан был принести клятву гладиатора, включающую слова: «Даю себя жечь, вязать и убивать железом». После того, как договор о продаже молодым римлянином самого себя в гладиаторы занесут на лист папируса, Марк вместе со своим заботливым наставником должен будет отправиться в школу ланисты, наказав своему рабу донести о случившемся отцу.

Собеседники едва успели обговорить в общих чертах характер предстоящей сделки, как раб-распорядитель громогласно пригласил всех в триклиний, наконец-то подготовленный к поминальной трапезе. Гости омыли руки в тазах, поданных услужливыми рабами, и возлегли на ложа, которые были установлены рядом с тремя огромными столами. Чавканье началось.

Болтливость и развязность приглашенных поначалу сдерживались грустным видом хозяев, объяснившимся одними — печалью по умершему, другими — недовольством малостью полученного наследства. Однако после того, как столы несколько раз обошла большая чаша с фалернским, гости заметно оживились (кажется, кое-где даже раздались тихие смешки, замаскированные под всхлипывания). В это время раб-привратник склонился к уху Квинта Орбелия и шепотом сказал, что в атрии его, Орбелия, дожидается Валерий Руф; причем сенатор требует немедленной встречи по неотложному делу. Старый римлянин, нахмурившись, встал со своего ложа.

В атрии Квинт Орбелий увидел грозного сенатора, у ног которого лежал объемистый мешок.

— Привет тебе, Орбелий, — важно сказал богач вошедшему хозяину.

— Привет и тебе, Валерий. Надеюсь, что ты, знавший моего отца, разделишь со мной то горе, которое меня постигло.

— Напротив, дорогой сосед!.. (Сенатор пнул ногой мешок — послышался характерный металлический шелест, развеявший всякие сомнения относительно его содержимого.) Сегодня я собираюсь разделить с тобой не твое горе, а твою радость, которую я привез тебе и которая дожидается тебя вот в этом мешке. Здесь миллион сестерциев, их тебе хватит не только на то, чтобы расплатиться с долгами, но и на то, чтобы придать этому дому приличествующее ему великолепие. А чтобы твоя радость была продолжительной и чтобы твои доходы не оскудевали, я намерен сегодня же, сейчас же просить руки твоей дочери, несравненной Орбелии.

Квинт Орбелий стоял, с ужасом осознавая услышанное. Он знал, что его дочь избегает Валерия Руфа, испытывая лишь отвращение к его ухаживаниям. Продолжая принимать своего богатого соседа, он надеялся на то, что какая-нибудь новая рабыня отвлечет внимание этого сластолюбца от его дочери. Но тщетно!.. И вот теперь мерзавец, видя неуступчивость Орбелии, предлагает ему, отцу, продать ее!

— Продать свою дочь, свободнорожденную римлянку, как какую-нибудь рабыню я не могу, выдать ее насильно замуж не хочу. Она же скорее будет нищей, чем согласится стать женою того, кто снискал себе громкую славу не в военных походах, а в диких оргиях да лупанариях. Тебе больше нечего делать в моем доме. Убирайся, пока я не приказал рабам вышвырнуть тебя!

Квинт Орбелий показал на дверь — неудачливый купец с проклятиями удалился, волоча за собой свой мешок. Рабы подхватили под руки старого римлянина, тяжело переводящего дыхание, и отвели его в спальню. Из триклиния тем временем продолжали доноситься голоса гостей, заметно повеселевшие после изрядной выпивки. Эти сердобольцы уже позабыли о печальной причине своего приезда и радовались все новым амфорам с фалернским и цекубским‚ которые подносились безмолвными рабами.

…Вернувшись домой, Валерий Руф принялся с удовольствием избивать раба, накануне расколовшего драгоценный стеклянный кубок. Этот раб, уже битый, был специально выведен Хригистоном из эргастула [8] Эргастул — тюрьма для рабов. к возвращению сенатора. Хитрый управляющий, не сомневаясь в результатах поездки и прекрасно зная норов своего патрона, распорядился приковать его цепью к воротам, чтобы вернувшийся хозяин смог сорвать свою злобу, не входя в дом (и, следовательно, еще не повидавшись с ним самим). Успокоившись ровно настолько, чтобы суметь отдавать приказания, Валерий Руф послал за Хригистоном и, когда управляющий подошел, приказал ему вооружить рабов, чтобы силой захватить Орбелию.