Во всех уголках громадной Римской империи, где шепотком, а где и во весь голос, говорили о безумии Калигулы. И действительно, создавалось впечатление, что тщеславие императора постепенно переросло в сумасшествие. Калигула мнил себя богом и возводил себе храмы, а с недавнего времени стал даже требовать, чтобы свободные римляне при встрече целовали ему руку и падали ниц. Неудивительно, что возмущение сенаторов, недавних правителей Рима, за которыми и Август, и Тиберий оставляли видимость власти, переходило в отчаяние, порождая заговоры.
Слухи об этих заговорах и о безумствах императора доходили и до Сарта.
«Каллист достаточно умен, — думал Сарт, — чтобы понимать, что его может погубить и ярость императора, — ведь поступки сумасшедшего непредсказуемы, и ярость сенаторов — ведь какое-нибудь их очередное покушение может быть успешным, а Каллиста все знают как первого советчика Калигулы… Так разве не выгодно греку иметь кое-какие связи с противниками бесноватого императора, чтобы, в случае необходимости, суметь быстро переметнуться в их лагерь?.. А я бы мог стать человеком, который поддерживал бы связь между ними, — Каллист прекрасно знает и о моей ненависти к Калигуле, и о моей ловкости».
Вслух египтянин мрачно сказал:
— Я хотел бы послужить под твоим началом, почтенный Каллист, нашему императору, чтобы доказать ему, что он ошибся, решив, что избавиться от такого преданного слуги, как я, весьма просто.
В голосе Сарта явственно прозвучала угроза императору. Каллист молчал.
«Неужели я ошибся? — спросил себя египтянин, и холодные росинки заблестели на его лице. — Неужели стены гладиаторской школы оказались настолько толсты, что важнейшие события не дошли до меня?.. Быть может, позиции императора прочны как никогда?.. Быть может, Каллист сам участвовал в зверствах Калигулы, и теперь уж им не размежеваться?.. Быть может, у Каллиста уже есть связь с сенаторами, и моя ненависть к Калигуле ему не нужна?..»
Помолчав, грек сказал:
— Ну что же, Сарт, я, пожалуй, помогу тебе доказать свою преданность императору. Побудь-ка для начала писарем, а там посмотрим, на что ты еще можешь сгодиться.
Затем Каллист позвал секретаря и приказал ему отвести «нового слугу, египтянина Сарта» к вольноотпущенникам, составлявшим описи конфискованных имуществ.
* * *
Прошло около часа после того, как секретарь увел Сарта. В одну из внутренних дверей, соединяющих кабинет фаворита с коридорами канцелярии, тихонько постучали. Получив разрешение войти, в комнату проскользнул Маглобал — проводник Марка в преторианский лагерь был как раз одним из тех служителей, к которым повели египтянина. Ласково улыбаясь и рассыпаясь в извинениях за то, что пришлось потревожить Каллиста, он сказал:
— Готов поклясться, дорогой Каллист, что у этого малого, которого ты к нам прислал, почерк в точности такой же, как у египтянина Менхотепа, некогда замышлявшего вместе со своим подлым патроном убийство нашего доброго императора… К счастью, негодяи были разоблачены и, надеюсь, казнены. Но когда я посмотрел на лицо этого молодчика, то мне показалось, что не будь ужасных шрамов, я увидел бы Менхотепа… Мне ли не знать его почерк и его самого, ведь именно я три года назад помогал ему снимать копии с бумаг умершего Тиберия!
Каллист внимательно посмотрел на сирийца.
— Он в самом деле египтянин, но зовут его Сартом, а не Менхотепом, и он вольноотпущенник какого-то Марка Орбелия, а не Макрона, о чем написано в свитке, который у него на руках. (Перед самым уходом из кабинета Сарт в двух словак рассказал греку о своих злоключениях и показал вольную.) Этот египтянин бойко пишет и вроде не глуп, поэтому я принял его на службу. Или ты сомневаешься в моей преданности императору?..
Маглобал замахал руками.
— Ни в том, ни в другом, уважаемый Каллист. Просто мне показалось, что тебе будет интересно узнать о моих наблюдениях. Но раз они тебе безразличны, что ж, пойду шепну на ушко Гнею Фабию — может, он ими заинтересуется.
Каллист добродушно улыбнулся.
— Ну что ты, мой верный Маглобал! Я, конечно же, очень благодарен тебе за твое сообщение, прямо не знаю, чем же мне наградить тебя?.. Что же касается претора, то его по-моему, не следует беспокоить такими пустяками.
Маглобал потупил глаза.
— Думаю, что сто тысяч сестерциев будут достаточной благодарностью за мою наблюдательность, которой, клянусь Юпитером, сможешь воспользоваться только ты.
Читать дальше