Наталья Уланова - Лиса. Личные хроники русской смуты

Писем от мужа-зека Мария не получала.

Он не любил писать, она не писала тоже.

Без помощи винившей её во всём свекрови Мария выживала, как могла.

В сорок втором, окончательно сломавшись, по настоятельному совету заводской кадровички, пустила к себе жильца. Каким он будет «квартирантом» было ясно сразу — Мария жила в коммуналке, в которую её выселили с годовалым Валеркой сразу же после состоявшегося над мужем процесса. Из благоустроенной квартиры выселили.

Комнатка у неё теперь была одна-единственная, угловая и не очень просторная.

После ареста мужа жизнь, начавшая было налаживаться, рухнула как карточный домик.

Была тогда такая статья — «С конфискацией имущества».

Теперь жизнь рухнула во второй раз.

«Не судьба, — решила Мария. — Но на завод больше не пойду… Я там своё отработала».

Она кусала губы, мысленно прощаясь с сытым военным временем: с его тушёнкой, яичным порошком, белым хлебом и молодым смехом крепкого весёлого мужчины. У этого времени был горько-сладкий привкус американского шоколада. Мария стонала и мотала головой, вспоминая тёплое плечо, к которому, засыпая, так любила прильнуть щекой…

Оказалось, что тогда, три года назад, решившись на эту «жертву», она вытянула счастливый билет. Хотя и не ради собственной сытой жизни решилась, а ради крошечного сына, которого надо было чем-то кормить и, желательно, делать это каждый день. Ради Валерки…

Мальчишка рос болезненный, ему было нужно хорошее питание, молоко и витамины. Нужны были фрукты. Всё это требовало денег, по военному времени — немалых, а жёны штрафников переводов с фронта не получали.

А потом… Потом она влюбилась.

А кто бы не влюбился? Три года как муж и жена прожили… От нахлынувших воспоминаний засбоило сердце, и закружилась голова. Сильно заныло внизу живота…

Темперамент, язви его…

На какое-то мгновение Марии вдруг показалось, что она просто больна, что у неё температура, а всё случившееся — не более чем вызванный этой температурой морок.

Может, когда она выздоровеет, всё и в самом деле образуется?

В ней всегда жила уверенность, что она рождена для яркой и насыщенной радостными событиями жизни, и обязательно будет счастлива. Мария была оптимисткой и верила, что все невзгоды и несчастья обязательно проходят, что всё ещё наладится. Наладится…

Не важно как, лишь бы наладилось.

Наивная. Впереди её ждали непростые времена. Она начала падать, не подстелив соломки…

По теневой стороне широкой улицы, упиравшейся одним концом в порт и помпезное здание морвокзала, целеустремлённо шла крошечная женщина. Её губы были плотно сжаты, а сосредоточенный взгляд выразительных карих глаз словно предупреждал: «Меня не тронь!». Правой рукой женщина крепко сжимала ладошку маленького сынишки. Тот явно не поспевал за ней, хотя и очень старался.

Эти двое являли собой полную противоположность окружающей празднично настроенной действительности: они ёжились от взглядов встречных прохожих. Большинство попадавшихся навстречу людей были женщине знакомы и поэтому их улыбки казались ей неискренними — ироничными, даже осуждающими. Впрочем, большинство улыбок именно такими и были.

Военное время кануло в прошлое, а вместе с ним и мораль этого времени. Военная мораль, давно замечено, куда внятнее и человечнее своей мирной сестры, которая, наверное, в силу видимости наступившего благополучия, никому спуску не даёт.

Вскоре женщина и её сын отошли достаточно далеко, и знакомцы перестали попадаться. Женщина облегчённо вздохнула и улыбнулась. У неё даже походка изменилась — стальные каблучки изящных туфелек застучали по асфальту веселее, энергичнее.

Так бы они и шли себе дальше, если бы не французская булочная и её ароматы.

Почему булочная называлась «французской» — никто не знал, — то ли была основана каким-то французом, то ли из-за ароматных французских булочек, которые так полюбились бакинцам.

Возле булочной, вдохнув аромат свежеиспечённой сдобы, мальчик забастовал. Сводящий с ума запах, проникнув в душу давно не видевшего сладенького ребёнка, наполнил её трепетом.

— Мама, купи булочку…

Женщина перестала улыбаться и прибавила шагу.

— Мама!!! Купи булочку! — мальчик выдернул ладошку из её руки и резко остановился.

По его напряжённой позе было видно, что он решил простоять тут до конца жизни.

— Зачем тебе булка? Тебе хлеба мало? — женщина гневно посмотрела на ребёнка. Грозный взгляд не подействовал. — Идиот! — подытожила она. — Ты меня позоришь! Понимаешь — ПОЗОРИШЬ!!!