Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

На мгновение царя потянуло в философию — благодаря таким, как этот жирнюга, римским псам удалось покорить мир. Эта была вполне ясная, взвешенная мысль, потому что нет в мире силы, способной противостоять трезвому и точному расчету и мужества идти до конца.

Что ж, он не менее разъевшегося римского кабана готов пожертвовать собой ради отчизны. Хотя бы в этом они не сумеют обойти его.

Справившись со страхом, с тем ужасом, который обрушил не унывающий даже после смерти толстяк, он обвел взглядом спальню — просторное, заставленное бюстами предков Лонгина, а также изображениями Цезаря, Октавиана Августа и Веспасиана помещение. Углядел в дальнем темном углу прикрывшуюся покрывалом женщину. С удивлением обнаружил, что это Зия.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он.

Женщина, перепуганная до смерти, не сразу справилась с голосом. Наконец, после нескольких попыток объяснила.

— Он, — Зия кивнула в сторону Лонгина, — вызвал меня. Спросил, как быстро действует яд? Страшны ли мучения? Он признался, что страшится мучений. Потом заявил, что щедро наградит меня, если я не оставлю его сегодняшней ночью. Я потеряла рассудок.

— Ну и?..

— Ну да, — кивнула женщина. — Утром он опорожнил кубок.

Пауза. Не дождавшись вопроса, она добавила.

— Я спала, — потом скороговоркой Зия спросила. — Меня лишат жизни?

— Надо бы! — зло вымолвил царь. — Как же ты!.. Почему не удержала его?

— Как я могла знать?.. Меня убьют?..

До вечера Децебал совещался с ближайшими друзьями. В результате расследования выяснилось, что о смерти Лонгина знают всего несколько человек, так что есть возможность потянуть время. Утром к царю доставили взятого в плен центуриона. Царь приказал провести его по двору таким образом, чтобы ему была видна открытая галерея, на которой он будто бы разговаривает с Лонгином. Консула переодели, подкрасили, поставили стоймя, подрезали сухожилия на руке.

Заметив легата, центурион вскинул руку в приветствии. Лонгин, не глядя в его сторону, в ответ махнул рукой.

Децебал объявил центуриону свою волю — отправляйся в Рим и объяви Траяну: если префект Ларций Корнелий Лонг не вернется в Сармизегетузу до середины июля, он, царь даков и гетов, будет считать римлян клятвопреступниками и наложит оковы на римского консула. На просьбу центуриона поговорить с императорским легатом ответил отказом.

— Я не доверяю вам. Вполне достаточно, если он проводит тебя.

При отъезде центуриону показали в окошке Лонгина. Легат вновь одобрительно махнул ему рукой.

Спустя несколько дней была отпущена Зия. Царь, угрожая ей гневом богини Матери, приказал женщине любыми путями добраться до Рима и сообщить Железной лапе и, следовательно, императору, что с Лонгином все в порядке. Он здоров и весел и по — прежнему по поводу и без повода хохочет. Легат якобы настаивает на скорейшем возвращении префекта.

— До Реки тебя довезут мои дружинники. В закрытой повозке. Выходить из нее ты имеешь право только в безлюдных местах. Понятно?

Зия машинально кивнула.

Это была соломинка, но Децебала не мог не ухватиться за нее. Ему требовался еще месяц, чтобы окончательно подготовиться к нападению на мост. Он должен был встретить императора на Данувии. Бить по мере того, как тот будет переправлять свои легионы через реку. На этот раз, имея в виду воспользоваться мостом, Траян не станет переправляться в двух местах. Теперь римлянам не нужны уловки. В первую кампанию именно это обстоятельство не позволило Децебалу встретить захватчиков возле реки.

* * *

Поздним солнечным утром Зию доставили к дальним римским постам, там дружинники царя заставили ее пробежать мощенной дорогой до ближайшей сторожевой башни. Сами наблюдали из зарослей — вот укутанная в покрывало женщина засеменила в сторону стражников, вот обратилась к бритому пожилому легионеру (тот сначала встретил ее копьем наизготовку). Глаза у легионера внезапно расширились, он резво затрусил в сторону сторожевой башни. Зию окружили римские воины, повели в сторону реки. Последнее, что увидали даки, это лошадку, которую подвели к лазутчице и помогли ей взгромоздиться на спину.

Сидя на лошади, озираясь по сторонам, Зия припомнила, — когда ее в первый раз доставили на другой берег, никто из подруг толком и не заметил, как очутился во вражеской стране. Их везли в закрытой повозке. Теперь панорама сооружения, напоминавшего исполинскую руку, накрепко скрепившую оба берега Данувия, открылась перед ней в первозданном величии.