Станислав Сенькин: Крест и меч

Во главе стола сидел старейший — дядя Оса Багатара, и слово молитвы передавалось от одного человека к другому. Сначала слово было о Пресвятой Троице, затем об уас Гергие — святом победоносце и великомученике Георгие, покровителе сословия воителей-алдаров. Затем молились о родителях и о благоденствии Алании, чтобы Господь даровал ей мир и процветание. После слова каждого человека все присутствующие запечатывали молитву священным «Аминь». Пировали до вечера, и некоторые из присутствующих опьянели, но не потеряли разума, потому что произносимые молитвы и строгий ритуал пиршества держали ум, как узда опытного наездника горячего скакуна. Тогда, выждав нужный момент, когда говорили о младших, сказал свое слово и жестокий бег Аарон, в лукавой улыбке скрыв угрозу:

— Брат мой, Ос Багатар, величайший воин и благороднейший муж, да пошлет тебе Всевышний премудрость и силу! Много раз мы вместе отбивали атаки арабов и заставили гордых слуг Аллаха смириться перед нашей силой. И теперь в залог нашей дальнейшей дружбы и добрососедства я прошу тебя, мудрый государь, как брата, уважь меня в личной просьбе, чтобы стали мы еще более крепкими союзниками. — Бег, сжимая в руках золотую чашу, ограненную драгоценными камнями, оглядел сидящих за столом алан, многие из которых втайне поддерживали Саурмага, и улыбнулся знатным хазарским гостям. Затем перевел взор на царя: — Государь, в присутствии этих благородных мужей прошу тебя, брат мой возлюбленный, отдай свою дочь, прекраснейшую ласточку Русудан в жены моему сыну Иосифу… — За столом все затихли, внимание пирующих приковали слова Аарона. — …Мой сын очень богат и умен и со временем займет мое место. — Аарон II поднял чашу верх и громогласно провозгласил: — Я хочу сказать свое слово за будущую царскую династию, которая соединит два великих народа — алан и хазар воедино! — После этого бег медленно осушил свою чашу, это же сделали и почти все присутствующие. Лишь вино в чаше Оса Багатара и в чашах его преданнейших доверенных друзей оставалось нетронутым. Их лица будто окаменели, но в сердцах возгорался великий гнев. Сослан же сжал в руках кинжал — больше жизни любил он свою Русудан.

Пирующие мигом протрезвели. Все знали: не в первый просил Иосиф руки дочери Оса Багатара, но тот всегда ему отказывал. Но здесь, на пиру, бег бросил царю прямой вызов — если Ос Багатар не отдаст в Хазарию Русудан, это окончательно испортит и без того натянутые отношения двух государей. А тут недалеко и до войны.

Молчание нарушил сам бег:

— Что скажешь, царь? Нравится тебе мое предложение? — Аарон привстал, показывая, что не сядет, пока не дождется внятного ответа от государя. Напряжение в тронном зале было таким, будто могучий иарт натянул свою тетиву, чтобы поразить стрелой убывающую луну.

Ос Багатар нахмурил свои густые смоляные брови и на минуту погрузился в думу. И думал он в тот момент не о себе и даже не о любимой дочке Русудан, которую уже решил не выдавать замуж за нелюбимого ею, да и им самим хазарина. Царь думал о вдовах, которые будут оплакивать не вернувшихся с поля боя мужей, о детях, что останутся сиротами, о разграбленных селах, чуме и других бедствиях, что принесет с собой война… Но если прогнуться под волей бега, Алания могла раствориться в Вавилоне Хазарского каганата и, мало того, на Кавказе пришла бы в упадок вера Христова, которую Аарон II и его сын ненавидели. Надо было делать выбор. Ос Багатар на мгновение закрыл глаза и тяжело вздохнул. Когда он вновь открыл их, они были полны ярости. Сверкнув очами на оскалившегося в непонятной ухмылке бега, царь медленно перекрестился и уверенно ответил:

— Кресту Твоему, Христе Боже, поклоняемся и воскресение Твое поем и славим! Я могу, мой соратник по оружию, выдать свою дочь только за единоверца. Пусть славный и умный Иосиф принимает нашу веру, тогда и сыграем свадьбу, которой не видел и никогда не увидит весь Северный Кавказ. — Ос Багатар поднял чашу с вином, что не выпил во время слов бега, поднялся со своего трона и провозгласил:

— За святую православную веру!

Все как один встали аланы, даже те, кто интриговали против царя, и повторили слова своего государя:

— За святую православную веру! Аминь! Аминь!

Бег Аарон II опустился на стул, будто упал на него, и ударил ладонями по столу:

— Значит, ты отказываешь своему брату, с которым пролил немало крови магометан?! Значит, вино нашей дружбы превратилось в уксус?! — Глаза бега поникли, усы и брови опустились, но в зрачках загорелись угли ненависти.