Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

– Не в обиду будь сказано, у меня свой переводчик.

Власов не любил чужих переводчиков, он опасался неточной передачи своих слов. Но переводчиком у Лея был мой петербургский школьный товарищ Пауль Вальтер, тотчас же мне по-русски шепнувший:

– Не беспокойтесь, я уже знаю… всё знаю…

Я мог на него положиться. Для Власова эта интермедия не прошла, конечно, незамеченной.

Начиная разговор, Лей спросил – почему генерал, награжденный орденом Ленина и другими советскими орденами, теперь борется с большевизмом? Власов стал подробно рассказывать о своем революционном настроении в 1918–20 гг., о своем участии в борьбе с белогвардейскими генералами Деникиным и Врангелем и о своей вере в народ и в дело революции.

– Когда я сегодня обо всем этом вспоминаю, я спрашиваю себя: может быть, те генералы были такими же подлинными русскими патриотами и борцами за свободу, как и мы.

Он, раздумывая, помолчал, а Лей, который до сих пор слушал, заявил:

– Это всё меня не интересует; что вы рассказываете, было уже давно.

И он просил Вальтера передать генералу, чтобы тот говорил более кратко.

До 1930 года – продолжал Власов – он не был членом партии. Затем всё же вступил в нее, так как иначе, при тогдашних условиях, была бы поставлена под вопрос вся его карьера. Он же хотел оставаться в армии. Он описывал, как открылись его глаза и он постепенно стал понимать советскую действительность, и как с течением лет и по мере служебного возвышения оценка его становилась всё более отрицательной. Он видел, что хотя Кремль проводил один пятилетний план за другим, народ продолжал жить в нужде. Наконец, он пережил чистки и террор сталинского режима.

Лей прервал его:

– Это тоже меня не интересует. Я знаю ваше Открытое письмо, но ведь оно написано для дураков, то есть для быдла. Меня интересуют действительные причины перемены ваших взглядов.

Вальтер перевел. Власов встал и сказал:

– Тогда не лучше ли нам распрощаться? Если обо всем этом я не должен говорить, доктор Лей никогда не поймет, почему я начал борьбу с большевизмом.

На это Лей, обратясь к Вальтеру, заметил:

– Я думал, что этот человек рассорился со Сталиным потому, что тот его обидел.

Власов к этому времени достаточно понимал по-немецки, а кроме того он услышал и пренебрежительный тон, которым были сказаны эти слова. Сдерживая себя, он сказал:

– Речь идет совсем не о моей личности, а о деле, о моем страдающем народе.

Лей попросил Власова продолжать рассказ. Власов начал описывать свое пребывание в Китае в 1938–39 гг. и, как всегда, при этом оживился. Он с похвалой отозвался о генералиссимусе Чан Кай-ши и предсказал поражение японцев. Лею не понравились такие речи о японских союзниках, и Вальтеру потребовалось много такта для продолжения разговора.

Когда зашла речь о проблеме «восточных рабочих» и их дискриминации, о теме «унтерменшей», Власов не скупился на критику. А затем он стал предсказывать (как он теперь любил) и нарисовал картину будущего Германии в самых мрачных красках, если – Господи избави – Красная армия перейдет ее границы. Тогда порабощенные и униженные восстанут и, грабя, прокатятся по всей Германии. Горе немецким женщинам и невинным детям! Но вина за то, что наступит, – на тех, кто сегодня попирает ногами права человека.

– Довольно предсказаний! – прервал его Лей. Видно было, что он старается сдерживать себя. Он перевел разговор на свою деятельность и заслуги по созданию Германского рабочего фронта. При этом он хвастливо расплывался в деталях. Затем он сказал, что он, Лей, хотел бы хорошего отношения к русским рабочим. Но ведь восточную политику делают другие – Розенберг, Кох, Заукель! На это их поставил фюрер. А фюрер – гений! Он знает, чего он хочет.

– Ну, что уж знает ваш фюрер о России! – откликнулся Власов. – Может быть, вы сможете это ему сказать как-нибудь. Я вижу, что вы сильная личность. Скажите Гитлеру, что если он так будет продолжать свою восточную политику, он потеряет не только восточные области, но и войну.

Лей отмахнулся:

– Фюрер уж справится. Мы заняли Украину, и пусть Сталин попробует ее у нас отнять.

Власов бросил свои попытки объяснить ему хоть что-то. Лей был представителем тех, кто кадил фимиам культу голой силы, к тому же ему еще, очевидно, в голову не приходило, что всё их здание покоится на пороховой бочке. И это был человек, которого Гитлер когда-то назвал своим «самым большим идеалистом».

Власов поднялся и в вежливой форме выразил свое сожаление, что ему не удалось разъяснить, почему миллионы людей в России борются против большевизма. А сам он – только один из многих, человек из народа.