Франсин Риверс - Последний пожиратель греха

Фэйган помог ей подняться. — Завтра будет время.

— А вдруг она умрет до утра? — сказала я.

— Кади! — Фэйган посмотрел на меня так, как будто у меня рога выросли.

— Ну, а что, разве нет? Потом она не может идти на реку. Ей тяжело идти туда.

— Ты замолчишь?!

— Я думаю, благой Бог призвал ее говорить правду, как она есть, — сказала миссис Элда Фэйгану. — Парень, у двери есть ведро. Лучше крестить меня сейчас, а вдруг я правда до утра не доживу?

— Она не это имела в виду, правда, Кади?

Я пошла за ведром.

— Давайте, — сказала миссис Элда. Она снова села положила руки на колени. — Окуните меня хорошенько. Тогда мы все будем спокойны.

— Ты уверена? — спросил Фэйган.

— Она так сказала, разве нет! Давай, делай!

Ее хрупкое тело содрогнулось, когда Фэйган опрокинул на нее ведро воды. Она стала задыхаться, откашливаться, отфыркиваться. С минуту нам обоим казалось, что она умирает — оттого, что так много воды вылито на ее бедную, седую голову. Потом я поняла, что она вовсе не умирает. Она хихикала. Нет, она даже не хихикала, она смеялась!

— Ну, — сказала она, когда, наконец, откашлялась и отдышалась. — Это меня точно пробудило!

Мы с Фэйганом обняли ее, и мы все трое стали смеяться, радуясь свободе, которую мы обрели. Нам казалось, что у нас были крылья и огненные языки над головами. От счастья наши души пели.

Однако вокруг нас уже собиралась тьма.

Мы спустились с Горы Покойника, чтобы узнать правду, и мы ее узнали. Но только часть. Мы только лишь ухватили зверя за хвост и потянули. Как только мы нашли первую ниточку и потянули за нее, дракон проснулся.

Миссис Элда стала начинять индейку сухариками, мелко нарезанной зеленью и жареными каштанами, а я в это время вытирала лужи воды, которые образовались после крещения, хоть большая часть воды и вылилась сквозь трещины в полу под хижину. Фэйган во дворе носил и рубил дрова, складывая их на переднем крыльце у самой двери, чтобы миссис Элде было легко их достать. Уже темнело, когда сели за стол, чтобы поблагодарить Иисуса за прошедший день и за чудесную индейку на ужин. Это весьма отличалось от обычной трапезы миссис Элды — супа и хлеба, принесенного Гервазе Одара.

— Жаль, что она сегодня не пришла, — сказала миссис Элда. — Могла бы с нами поесть. Последний раз я так вкусно ела на похоронах Горавен, но тогда мне ничего не хотелось вовсе.

Я опустила голову, ощущая горечь этой потерн и думая о судьбе бабушки, которая так и не услышала Евангелие.

Миссис Элда наклонилась ко мне и потрепала по щеке. — Не надо тебе о ней беспокоиться, детка, — она похлопала меня по руке. Потом с улыбкой отклонилась на стуле. — Последние годы, пока мы могли в гости друг к другу ходить, мы и говорили о многом. О том, что с нами дальше-то будет. Скажу тебе честно, мы с ней не думали, что Сим Джиливрэй сможет наши души спасти, как бы ни старался бедный парень.

— Но она Евангелие никогда не слышала.

— Может, в таких словах и не слышала, но когда я сейчас о ней думаю, я мир внутри чувствую. Она не однажды говорила, что Бог, который так много всего красивого создал, обязательно должен был дать нам путь назад к Нему, что бы мы ни натворили. Он так сделал, правда ведь? Иисус — это путь к Богу. Твоя бабушка это чувствовала — она часто сидела на своем крыльце и смотрела на красоту чуда Божьего, помнишь? И сердце у нее благодарное было.

Я вспомнила, как бабушка посылала меня забираться на скалы, с высоты которых открывался чудесный вид нашей долины; на луга, где росли дикие цветы, к реке, где вдоль берегов цвел кизил. Она использовала то природное любопытство, которое было во мне заложено. А ведь, наверное, это она посылала меня находить вокруг чудеса Божьего творения.

— Ой, посмотри на это! — говорила она, и смотрела вверх, где, направляясь на юг, пролетала стая перелетных голубей — подобно дымке над горизонтом. — Они каждый год на юг летят. По ним можно время сверять. Интересно, куда это Бог их посылает?

В один теплый день, когда она видела, что я опять погрузилась в свою печаль, она сказала: — Хотелось бы мне немного камушков гладких с реки. Будет у тебя времечко, чтоб для меня туда сходить, а то я ведь не могу уже. — И я пошла на реку: смотрела на стаи форели всех цветов радуги с белыми плавниками и яркими красно-розовыми боками, которые метали икру в глубине речных заводей и затонов. Это была жизнь, и она обновлялась год за годом. Весной бабушка посылала меня собирать подснежники. Потом несколько недель спустя, она посылала меня за венериными башмачками и фиалками, а позже за ветками шиповника и белого рододендрона, которые росли вдоль реки. Казалось, она точно знала день, когда появлялись, кружились и умирали сверкающие на солнце майские жуки. Когда я возвращалась из очередного своего похода, она говорила мне, как прекрасна и драгоценна жизнь. «Ты в каждом дне старайся какое-нибудь чудо увидеть, Кади. Не надо тебе в доме сидеть и печалиться о том, что у тебя с мамой произошло. Выходи лучше из дома и посмотри на красоту вокруг».