Бернгард Келлерман - Гауляйтер и еврейка

— Перед домом ветеринара Шубринга остановилась машина, — сообщила она взволнованно, — скверное дело. Люди в машине все время указывают на наш дом.

— Машина, что ли, скверная? — засмеялся Вольфганг.

— А хоть бы и так. В ней сидят двое в военной форме и шофер! — О, шофера она знает! Тот же, что был, когда забрали пастора Рехтлинга после его проповеди в Троицын день. — Да вот посмотрите сами, — закончила Ретта и тихонько подошла к одному из маленьких оконцев, выходящих на улицу.

Перед домом ветеринара Шубринга — одной из тех безвкусных вилл, которые терпеть не мог Вольфганг, стояла обыкновенная большая автомашина. Около нее возился шофер, низкорослый и немного горбатый; по этим приметам Ретте и показалось, что она узнала его. Возле ветеринара Шубринга, коренастого толстяка в штатском, чью лысину было видно издали, стояли двое в коричневой военной форме. Толстяк, видимо, что-то объяснял им, то и дело указывая пальцем на дом скульптора.

— Они все время смотрят на наш дом, — снова взволнованно заговорила Ретта, отходя от окна. — Это они к вам пожаловали, господин профессор.

Маленький шофер открыл дверцы, и двое в коричневых рубашках сели в машину.

— Господин профессор, они едут к нам, — вне себя от страха повторила Ретта. Лицо ее стало желтым. — Я сразу поняла, что это дело скверное.

— Чего же ты испугалась, Ретта, может быть, они хотят заказать памятник, — пошутил Вольфганг.

Машина подъехала к дому и резко затормозила.

Ретта вздрогнула.

— Что я вам говорила? — прошептала она и вся сжалась.

Вот они уже дернули звонок. Колокольчик издал хриплый звук.

— Уходите в поле, господин профессор, — дрожа, прошептала Ретта, — я скажу, что вас нет дома. Иначе хлопот не оберетесь.

Она пошла открывать, но Вольфганг остановил ее.

Гляйхен озабоченно повернулся к скульптору:

— Я ведь вам сразу сказал тогда в «Глобусе». Вы были слишком неосторожны. Это молодчики с Хайлигенгайстгассе. Я их знаю.

Снова зазвонил колокольчик, на этот раз уже на весь дом. Проволока туго натянулась, и тут же раздался сильный стук в дверь.

Теперь и Фабиана охватило беспокойство.

— Ретта права, уходи в поле, Вольфганг, — быстро проговорил он. — Ты избавишь себя от неприятностей. Я открою.

Но Вольфганг вместо ответа решительно направился к двери.

— Не надо ставить себя в смешное положение, — бросил он и открыл дверь мастерской. — Кто здесь? — громко спросил он и вышел из мастерской. Трое остальных затаили дыхание.

В маленькой передней послышались голоса, затем хлопнула дверь, и голоса, уже более громкие, стали слышны за стеной. Прошло несколько минут, в соседней комнате все еще раздавались голоса, потом они снова послышались из передней.

— Рекомендую не опаздывать, — грубо произнес кто-то.

Входная дверь захлопнулась,

Вольфганг вернулся в мастерскую. Вид у него был растерянный, лицо бледное, руки тряслись, когда он взял спичку, чтобы зажечь потухшую сигару.

— Какие гнусные твари! — злобно буркнул он.

Ретта первая решилась нарушить молчание.

— Боже мой, какой вы бледный, господин профессор! — вскрикнула она.

Наконец он все-таки зажег сигару. На его лице снова появился румянец.

— Иди в кухню, Ретта, и займись обедом, — повелительно произнес он, покосившись на нее.

Ретта мгновенно исчезла. В таком состоянии она еще никогда не видела профессора.

— Слава богу, что ты вернулся, Вольфганг, — произнес Фабиан. — Что им от тебя понадобилось?

Вольфганг возмущено пожал плечами.

— Ну и самомнение у этих субъектов! — еле слышно пробормотал он, затягиваясь сигарой. — Какая беспримерная наглость! Они принесли мне повестку.

— Повестку? — испуганно переспросил Гляйхен, вскинув кверху свое худое лицо; глаза его загорелись. — На Хайлигенгайстгассе? — Гляйхен отлично знал что к чему.

— Да, Хайлигенгайстгассе, семь, сказали они, — понемногу приходя в себя, ответил Вольфганг, — я должен явиться туда завтра утром к девяти часам.

— С этими молодчиками шутки плохи, профессор, — воскликнул Гляйхен, — я их знаю! Но на сей раз как будто обошлось? Они говорили вам что-нибудь про «Глобус»?

— Да, — пробормотал Вольфганг, — требуют объяснений по поводу тех слов, которые я несколько дней назад обронил в «Глобусе».

Гляйхен свистнул.

— Вот видите! — воскликнул он. — Я же говорил: будьте осторожны, это подозрительные типы!

Скульптор бросил недокуренную сигару на пол и растоптал ее. В этом жесте, казалось, излилось его раздражение. Вынув из кармана новую сигару, он сказал уже своим обычным голосом: