Василий Ян - Том 1

Как видим, собственная позиция Василия Янчевецкого не идет дальше программы и идеалов просветительства. Но не забудем, что на рубеже веков, да и много позже, просветительство в России было духовной реальностью времени, что, коренясь в традициях русской истории, оно по-своему выражало гуманистические устремления интеллигенции, выступало составным компонентом передового общественного самосознания. Так понимал и объяснял его типологические черты В. И. Ленин, воссоздавая обобщенный портрет русского просветителя в работе «От какого наследства мы отказываемся?», написанной за год до того, как выпускник-филолог Петербургского университета Василий Янчевецкий отправился в «хождение по Руси». Ведя идейную родословную от «литературных представителей 60-х годов», то есть ответвляясь от революционно-демократических традиций общественной мысли, просветитель и на исходе века был «одушевлен горячей враждой к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области. Это первая характерная черта «просветителя». Вторая характерная черта, общая всем русским просветителям, — горячая защита просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вообще всесторонней европеизации России. Наконец, третья характерная черта «просветителя» — это отстаивание интересов народных масс, главным образом крестьян (которые еще не были вполне освобождены или только освобождались в эпоху просветителей), искренняя вера в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние и искреннее желание содействовать этому» [9] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2, с. 519. . В последующие десятилетия и особенно в годы Великого Октября просветительский гуманизм был одной из тех общедемократических платформ, на которых передовая, но не всегда и не обязательно революционно настроенная интеллигенция совершала свой исторический выбор, приняв пролетарскую революцию и Советскую власть, перейдя от признания и поддержки их к сотрудничеству, включающему активное участие в строительстве новой социалистической культуры. В этом смысле- «Записки пешехода» и примыкающие к ним публикации объясняют, как и почему писатель Василий Ян оказался в рядах первых старейших творцов и мастеров советской литературы.

Созвучны «Запискам пешехода» некоторые очерки и рассказы советских лет, связанные тематически с писательскими странствиями. Таков рассказ 1947 года «Богоискатель», содержащий интересные свидетельства и документы о приезде в Россию Р.-М. Рильке, встрече с ним Василия Янчевецкого, высокой оценке поэтом «Записок пешехода» (подтверждаемой, сверх всего, фактом его собственного перевода на немецкий рассказа «Ходоки»). В текст рассказа уместно включены письма автора к Рильке и самого Рильке А. Н. Бенуа, где также говорится о «Записках пешехода».

В середине 30-х годов написан рассказ «Встреча с JI. Н. Толстым», настолько естественно звучащий в общем ключе «хождения по Руси», что при чтении его и малейших сомнений не возникает в том, что он написан под сильнейшим воздействием личных впечатлений. А между тем с Л. Н. Толстым встречался не автор рассказа, а его брат Д. Г. Янчевецкий, сам же писатель побывал в Ясной Поляне значительно позднее.

Дебютантский опыт «Записок пешехода» не прошел бесследно для Василия Яна, заметно отозвался в творчестве как журналистском, так и писательском. С ними преемственно связаны его не только дореволюционные корреспонденции, но и собственно проза, в том числе историческая, на ближайших подступах к которой создавались статьи, очерки, рассказы, печатавшиеся в советское время и, подобно «Запискам пешехода», также написанные под сильнейшим эмоциональным воздействием путевых впечатлений, непосредственно почерпнутых в новых странствиях по России и миру.

Так, первым, еще до революции, пребываниям в Средней Азии писатель обязан не одними служебными отчетами типа «Путевых заметок во время поездки начальника Закаспийской области 9—19 марта 1902 года» или деловыми, под стать докладным запискам, остропроблемными статьями и очерками «О мерах сближения населения Туркестанского края с русскими», «О ташкентских русско-туземных школах», «О вражде туркменских племен из-за нехватки земли и воды» (все это печаталось в местных газетах), но и рассказами, которые также писались под свежими впечатлениями от увиденного или по неостывшим воспоминаниям о пережитом, что не исключало в большинстве случаев повторного возвращения к ним спустя годы и даже десятилетия. Таковы, например, рассказы «Колокол пустыни» (1906) и «Тач-Гюль (В горах Персии)» (1909). Сюжет первого задан поездкой в Хивинское ханство через пески Каракумов, в основу второго легли впечатления от персидского путешествия. «Из записок русского путешественника» — такой подзаголовок дан рассказу «Афганские привидения» (1906) о «довольно загадочном» происшествии, приключившемся в совместной с американцем Хэнтингтоном поездке «вдоль афганской границы». Ташкентскими воспоминаниями вызван рассказ «Видения дурмана (Душа)» (1909), а действительным случаем, имевшим место в плавании из Порт-Саида в Одессу, — новелла «Рогатая змейка» (1907).