Василий Ян - Том 4

— Это что за чудище? Продаешь?

— Твоему милостивому достоинству привел я в дар этого рыжего дьявола. — Держа шляпу в руках, чужеземец подошел ближе. — Каждого волка загрызет.

— А ну-ка, подведи его ко мне.

— Осторожно, достоуважаемый принц Александер! Чужих он не любит. Если же вы сами его кормить будете, то он верным сторожем вашим станет и на охоте в нужную минуту выручит.

Александр встал и подошел к чужеземцу.

— Ты сам из какой страны будешь? — спросил он, не сводя пристального взгляда с рыжего пса, который ощетинился и глухо заворчал.

— Я торговый гость, именем Конрад, и заодно я книжник из славного Кракова, земли Ляшской. Пришел к вашей благосклонной милости с просьбой, если вы меня выслушаете.

— Это не ко мне обращаться следует, а к моему батюшке, когда он вернется, к переяславльскому князю Ярославу Всеволодовичу: он здесь хозяин.

— Знаю, высокочтимый принц Александер. Я сначала вас в Новгороде искал. Жил я в нем раньше когда-то и там по-вашему, по-русски, говорить научился. Теперь хотел бы у вас получить разрешение свободно ездить по деревням и закупать кожи, волос, пеньку, сало.

— Ишь чего захотел! Откуда у нас сало? После татарского погрома скотина едва ноги волочит.

— Что-нибудь татары да оставили. Не всё же увезли. А мы, люди торговые, уж смекнем, что купить, что продать. Только бы вы нам спутника надежного проводником дали.

— Молодцы здесь удалые, только славушка лиха! — добавил стоявший вблизи конюх.

— Я тебе, пожалуй, помогу, — сказал Александр. — А ты мне поможешь. За пса лютого сколько возьмешь?

— Ничего не возьму, этому псу цены нет. Примите в подарок от моего чистого сердца.

— Я тебе за это рыжее чудище подарю медвежью шкуру. Намедни я поднял на рогатину еще одного медведя — быка. И провожатого с тобой пошлю, одного из своих ловчих, чтобы он всюду помог проехать и от лиходеев встречных уберег. А ты мне, любезный, вот чем удружи…

Лицо иноземца стало строгим, брови внимательно сдвинулись.

— Что прикажете, принц Александер? Все, что могу, сделаю.

— У моего батюшки есть старый монах-летописец, отец Пафнутий. Жалуется он, что писать ему уже не на чем. А записи он ведет изо дня в день очень важные: какие церкви где строятся и какому святителю, какой князь родился али преставился, хлеб ли, ячмень ли стали дороже али упали в цене. Так не достанешь ли ты для этого монаха-летописца харатьи хорошей сколько можешь или цельную книжицу, еще не исписанную?

— Почему для вашего высокого достоинства не принести? Дам я для записей, для хроники [50] Хроника — так назывались западные иностранные летописи. книгу самую добротную — в переплете из телячьей кожи с медными застежками. Будет новая, чистая, неисписанная книга. Сегодня же принесу.

— А в цене сойдемся, — сказал Александр. — Других забот у тебя нет?

— Если не забота, то вопрос есть. Можно ли мне или другому же нашему иноземному купцу проехать в низовья великой реки Волги в стоянку хана татарского? Не поможете ли хотя бы советом?

— А ты не побоишься проехать по безлюдным берегам?

— Наши торговые смельчаки, чтобы провезти свой красный товар, или наши мудрые ученые книжники, чтобы описать жизнь иноземных владык, на опасности не смотрят и готовы проехать даже на край света. Трудна ли дорога к понизовьям Волги, к Хвалынскому морю? [51] Хвалынское море — Каспийское море.

— Не легкая! Обожди. Одному ехать зря. Не доедешь. Вот если наш обоз туда пойдет, на плотах и ладьях повезет хану татарскому наши даровья, тогда и вашим людям торговым или мудрецам книжным вместе с ними легче будет пробраться. А как тебя хан татарский примет — честь честью или твою голову срубит, — за это ручаться не могу. Да к тому же моя слава у хана Батыя, пожалуй, лихая слава.

— А что это значит?

— Сам смекни, что такое лихая слава у татар. Это когда за мои ратные дела, за мое радение на пользу родины кривой татарский меч уже занесен над моей головой… А ты приходи ко мне вечерком с твоей летописной книгой. Медом я тебя угощу, заодно и потолкуем… Эй! Спросите-ка у стряпухи говяжью кость, да с мясцом. Надо нового пса, Рыжка, приручить.

Один из конюхов побежал вокруг дома и вскоре вернулся с большой говяжьей костью. Александр уверенно подошел к рыжему псу. У того ощетинился загривок, но Александр взял в полу своей длинной рубахи конец ремня, на котором купец держал собаку, и протянул другой рукой говяжью кость. Пес завилял хвостом, и шерсть на его спине улеглась. Он опустился на землю и, положив кость между передними лапами, принялся ее грызть.