Виктор Поротников - Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле

— А теперь подумай, княже, хватит ли у нас средств, дабы снова восстановить Рязань? — Агап Бровка повернулся к Олегу. — Твоя казна почти пуста, да и мы, лепшие рязанские люди, ныне почти нищие. Не время сейчас играть в благородство, княже. Не нужно пытаться помогать Дмитрию, который уже обречен на поражение.

В том же духе вел свои речи боярин Собирад, который напомнил собравшимся о дурных предзнаменованиях, свидетельствующих о грядущем разорении Москвы Мамаем.

— Братья, все вы знаете, что недавно случилось в Коломне, — молвил Собирад трагическим голосом, — там обрушился уже почти достроенный каменный соборный храм. Сей храм был заложен Дмитрием, и размерами он превосходил все каменные церкви в Москве. Сие есть божественный знак, братья. Сам Господь предрекает Дмитрию скорое падение и гибель.

Затем Собирад упомянул об иконе Богородицы, подаренной Дмитрием Спасскому монастырю, мол, эта икона вдруг сама собой раскололась пополам. Это тоже не предвещает Дмитрию ничего хорошего.

Речь Олега, пытавшегося убедить своих приближенных в том, что без союза с Москвой Рязани не избавиться от ордынской зависимости, то и дело прерывалась сердитыми репликами бояр, пребывающих под впечатлением от сказанного Собирадом и Агапом Бровкой. Олег в гневе даже накричал на наиболее дерзких вельмож, которые в глаза говорили ему, что они не собираются расхлебывать кашу, которую он заваривает. Мол, у них еще не высохли слезы по убитым родственникам и по угнанным в неволю сестрам и дочерям после прошлогоднего Мамаева нашествия.

Рассерженный Олег собрался было распустить совет, но тут в гридницу ворвался дружинник Перфил в запыленном кафтане, с усталым обветренным лицом. Было видно, что Перфилу пришлось долго скакать верхом.

Среди воцарившейся мертвой тишины Перфил взволнованным, чуть хрипловатым голосом сообщил Олегу и боярам, что Акбуга и его свита перебиты дружиной Владимира Даниловича, Олегова зятя. Оказалось, что выехавший на охоту Акбуга забрался во владения пронского князя, где татары учинили бесчинство в одной из деревень, убив тамошнего старосту и надругавшись над его юными дочерьми. Прознавший об этом Владимир Данилович мигом посадил свою дружину на коней, настиг татар и перебил их всех до одного. Перфил, прибывший по поручению Олега в пограничный городок Лучинск, стал невольным свидетелем этой кровавой расправы.

— Ну, вот и все, братья, — упавшим голосом обронил Агап Бровка. — Теперь нам всем конец! Мамай отплатит нам лютой местью за смерть своего племянника!

— Это верно, наша песенка спета! — с горестным отчаянием воскликнул Собирад. — Мамай непременно опять зальет кровью нашу землю! Отсечь бы руки Владимиру Даниловичу, этому рубаке хренову! Что же теперь делать, князь?

Взоры Собирада и всех остальных бояр обратились к Олегу, на лице у которого застыло каменное спокойствие.

— Теперь нам деваться некуда, бояре, — сказал Олег, жестом повелев Перфилу удалиться. — Теперь наше спасение в победе Дмитрия над Мамаем. Дабы поспособствовать этому, братья, нам надлежит не допустить соединения литовцев с татарами. Гибель же Акбуги и его людей нужно хранить в тайне. Пусть ордынские торговцы, приехавшие в Рязань, полагают, что Мамаев племянник пребывает в Ольжичах.

Оправдываться перед Олегом Ивановичем за убийство Акбуги и его свиты Владимир Данилович отправил свою жену, справедливо рассудив, что слова любимой дочери скорее дойдут до сурового Олегова сердца. В жизни Владимира Даниловича хватало необдуманных поступков, о которых ему впоследствии приходилось сожалеть. Нельзя сказать, что Владимир Данилович извлекал урок из своих ошибок. Он был горяч и необуздан, хоть во хмелю, хоть на трезвую голову. Недавнее разорение Пронска татарами породило в душе Владимира Даниловича сильнейшее желание мести, тлеющее в нем, как раскаленные угли под слоем пепла. Поэтому, едва узнав, что какой-то ордынский мурза посмел хозяйничать в его владениях, Владимир Данилович без раздумий схватился за меч, которым и обезглавил Акбугу.

Евфимия приехала в Рязань с твердым намерением защитить мужа от отцовского гнева. Это чувствовалось и в ее лице, и в том, как она держалась перед Олегом, оправдывая Владимира Даниловича. Евфимия слегка растерялась, услышав из уст Олега, что смерть Акбуги ему только в радость. У Евфимии огромная тяжесть свалилась с плеч, когда ей стало ясно, что убийством Акбуги ее муж невольно оказал Олегу неоценимую услугу. Олег попросил Евфимию, чтобы она и Владимир Данилович до поры до времени скрывали от прончан, где и за что были перебиты Акбуга и его люди. «Мамай не должен узнать в ближайшие две-три недели, что Акбуга мертв», — добавил Олег, многозначительно взглянув на дочь.