Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

Позже Земцов услышит мнение о том, что позиция его и таких, как он, была неправильной. Будет приводиться масса аргументов об их заблуждениях и даже предательстве. Последнее вызывало у него искреннее недоумение. Он никогда в своей жизни никого не предавал. Напротив, он боролся с предателями, уничтожавшими русскую государственность, рвавшими на части куски из тела его Родины и убивавшими ее душу. Именно эти предатели уничтожали национальную Россию и все, что было ему близко и дорого. Именно они сначала свели на нет все усилия России во второй Отечественной войне, лицемерно назвав ее империалистической, а потом ввергли народ в братоубийственную гражданскую войну. Как же можно предать предателей своей Родины? К тому же он не только никогда не присягал им, но и открыто боролся с момента узурпации ими власти в его собственном родном доме. И то, что белый солдат Земцов в результате превратностей этой борьбы был вынужден временно покинуть свой дом, ровным счетом ничего для него и ему подобных не меняло. Дом оказался занят, выражаясь военным языком, оккупирован красной властью. И теперь Земцов шел освобождать свой дом от предателей и оккупантов. Тогда, летом сорок первого года, все это казалось ему простым, очевидным и понятным. В этой связи начавшаяся война между гитлеровской Германией и сталинским СССР была вторичной по отношению к не прекращавшейся с семнадцатого года ни на минуту войне гражданской. Даже если на этой гражданской войне временами и не стреляли так явно — она все равно шла в сердцах и умах. Все воспринималось Земцовым и его единомышленниками именно так, а не наоборот. Было бы удивительно и непоследовательно с их стороны, если бы они тогда расставили приоритеты по-другому.

Разумеется, они прекрасно понимали, что немцы преследуют в России сугубо свои далеко идущие цели, помимо декларированной ими борьбы против большевизма. Однако, во-первых, одного только заявления, сделанного любой силой, о том, что она выступает против большевиков, было достаточно, чтобы множество людей безоговорочно присоединились к этой силе. Потому что ничего хуже для России, чем режим красный, им представить себе было невозможно. Было бы настоящим преступлением перед народом по каким-либо причинам остаться в стороне от борьбы и не попытаться предпринять хотя бы попытку изменить установившийся дома тиранский порядок вещей. Как будет использована эта попытка и к чему приведет непосредственных участников в краткосрочной перспективе — не так уж и важно. Главное — чтобы она была, и тогда сделанное, даже в случае неудачи, еще привлечет внимание к настоящим истокам наших бед. Во-вторых, вся тысячелетняя история России наглядно свидетельствовала о том, что никакое вторжение извне никогда не уничтожит нас и не лишит нас государственности. Сделать это может только разложение внутреннее. А именно в состоянии внутреннего духовного разложения, по их твердому мнению, и пребывала страна после семнадцатого года. Смута не кончалась, посеявшие ее и их верные последователи продолжали находиться у власти. Нельзя было пренебрегать никакими шансами попытаться положить этой смуте конец. Вернуть подлинные основы духовности и тем самым укрепить национальную государственность — вот в чем виделась еще одна из основных задач борьбы с большевизмом. Немцы будут обречены так или иначе принять эту реальность и считаться с ней. Опыт взаимодействия с немецким армейским командованием в 1918 году это подтверждал. А другого опыта летом 1941 года пока что не было.

Вне всякого сомнения, самым трагичным во всем происходящем было то, что русским опять приходилось стрелять в русских. Прискорбно, но это продолжалось уже третий десяток лет. И не он придумал эти страшные правила. Сам он столкнулся с этой дилеммой еще в 1918 году. Когда Земцов понял, что если не сопротивляться, то остается только бежать из своего дома или быть убитым, он с тяжелым сердцем, но без колебаний вступил в гражданскую войну. Он был военным, хорошим военным — и какой бы ни был расклад сил, для себя он тогда решил, что сделает все, чтобы из его дома бежали или были убиты те, кто творит в этом доме всяческое зло. Лучше погибнуть с осознанием того, что ты сделал все зависящее лично от тебя, чем прожить жизнь и понять в конце ее, что ты мог на что-то повлиять, но не использовал всех предоставлявшихся тебе возможностей. Они тогда, во времена открытой вооруженной борьбы на северо-западе в 1918–1919 годах, очень просто и ясно говорили об этом с Ольгой. Всадивших в него на дворе псковского лазарета штык матросов он воспринимал потом не как своих личных обидчиков, а как вызов времени, что ли. По-христиански он давно их всех простил. Но некое большое, глобальное зло осталось. Более того, оно засело в его доме. И не по-христиански было бы мириться с этим злом, сбившим с толку, запутавшим русских людей — хоть бы и тех же матросов, — какими бы лозунгами зло ни прикрывалось и чье бы обличье ни принимало. Земцов вспоминал свой первый бой гражданской войны на псковской товарной станции в ноябре 1918-го. Короткой контратакой совместно с немецким арьергардом добровольцы ненадолго тогда отбросили красных. Был уничтожен красноармейский пулеметный расчет. У поручика Земцова, подошедшего к убитым пулеметчикам в таких же, как и на нем, серых русских шинелях, только без погон, подкатил комок к горлу. От досады, от глупости происходящего, от ощущения страшной трагедии вот этого вот самоистребления — ведь вместе с такими ребятами он воевал три последних года против внешнего врага. А теперь вот на этой самой станции старинного русского города Пскова германские солдаты с винтовками наперевес стояли у него за спиной. Минуту назад они совместно с Земцовым стреляли в красных пулеметчиков. И Земцов чувствовал горечь от всего этого, но при этом понимал, что уйти, все бросить есть малодушие, жалость ложная, которая погубит людей, оказавшихся, к огромному горю всех нас, по разные стороны фронта войны гражданской. Права он не имеет уйти в сторону. Господи, кто же закрутил все в такие сложные узлы и переплетения?! Земцов потом постепенно осознавал, шаг за шагом убеждался, насколько права была Ольга, говорившая, что все гораздо глубже и, к сожалению, не кончится быстро. А все действительно не кончалось и было еще сложнее. Подтверждением тому служили хотя бы погибшие советские артиллеристы, документы которых забрал Земцов там, на повороте прибалтийской дороги уже летом 1941-го. Те ребята выполняли свой долг так, как они его понимали. Какой же адский сплав нужно было отлить красной системе, чтобы после всего того, что она сотворила в России, замешать в него долг, честь, совесть и человеческую порядочность! Как все это распутывать? У Земцова и его единомышленников не было готового рецепта. Но сидеть сложа руки они не могли.