Рудольф Баландин - Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно

В отличие от политика, Бруно никогда не помышлял о власти над людьми, о подавлении противников. Единственно, к чему он стремился — к дискуссиям, доказательствам своих идей, выяснению правды. И вновь — не на словах, а на деле. Об этом он никогда не писал. Но поступал только в согласии с этими убеждениями.

Он продолжил чтение экстраординарных, необязательных для учащихся лекций. Успех их был велик. Наибольший интерес вызывали его выступления о луллиевом искусстве логично мыслить.

Поражала слушателей манера Бруно излагать материал. Он вдохновлялся, говорил напористо и быстро, цитировал наизусть обширные отрывки чужих сочинений, приводил неожиданные и яркие сравнения, остроумно и точно срезал оппонентов.

Один из учеников Бруно — Костич — свидетельствовал: «Джордано Бруно привлекал в Париже множество учеников и слушателей на свои лекции по луллианову и мнемоническому искусству. И я тоже присутствовал, хотя не всегда, на его чтениях, желая познакомиться с его изумительным искусством. Меня приводили в дикий восторг его мастерство и изобретательность. Он поразительно богатыми доводами демонстрировал на диспутах свое искусство убеждать».

Темпераментный, остроумный и на редкость памятливый итальянец настолько удивил парижан, что слухи о нем достигли короля Генриха III. Король даже в период обострившихся религиозных распрей старался сохранять не только веротерпимость, но и интерес к наукам и искусствам. Он пожелал познакомиться с Бруно.

Короля интересовало то же, что некогда кардинала и папу: каким образом приобрел свою изумительную память молодой священник — естественным путем или магическим искусством? Бруно не стал изображать из себя чудотворца и мага, а постарался пересказать королю некоторые приемы, укрепляющие память. Генрих III убедился, что память Бруно — не результат магии.

В ту пору, как обычно в эпохи обострения социальных конфликтов и междоусобиц, приобрели особую популярность представители оккультных наук: алхимики, гадатели, маги, астрологи, ясновидцы, хироманты. Правителей более всего интересовал дешевый метод получения золота из свинца и ртути (вернейший способ укрепить экономику государства). А еще хотелось наперед знать, что им угрожает и как добиться успехов в своих предприятиях (когда будущее безнадежно, остается надеяться на чудо).

Сохраняй Бруно таинственный и важный вид всезная и прорицателя, на короля это произвело бы немалое впечатление. А там — как знать! — могли последовать королевские милости. Но Бруно были чужды подобные ухищрения. В своей комедии «Подсвечник» он с добродушной иронией посмеивался над остроумными жуликами и шарлатанами. Однако в собственной жизни не желал играть подобные роли.

Свою книгу о разуме и познании мира «Тени идей» Бруно посвятил Генриху III. В те времена, когда большинство авторов не имело средств, чтобы печатать свои книги, а гонорары были ничтожными (если были вообще), книги посвящались покровителям, которые брали на себя издержки на издание. По рекомендации короля Бруно назначили экстраординарным профессором с постоянным вознаграждением.

В предисловии к книге «Тени идей» Бруно не пожалел громких слов, характеризуя ее и того, кому она была посвящена: «…Лучшие дары предназначены лучшим людям, более ценные — более достойным, а самые ценные — достойнейшим! Вот почему и этот труд, который по справедливости причисляется к величайшим, как по достоинству, так и по оригинальности открытий и серьезности доказательств, обращен к Вам, прекрасный светоч народов, блистающий доблестями души и высокими талантами, знаменитый, по праву заслуживающий признания ученых мужей. Вы великодушны, велики и мудры — примите благосклонно мой труд, окажите ему покровительство и рассмотрите со вниманием».

Может показаться, что неистовый Ноланец, обретя некоторую толику бытовых удобств и получив спокойную должность, отказался от своих отчаянных выходок и решил затаиться.

Но смиренность Бруно была обманчива.

Жизни людей и идей взаимосвязаны и сложно переплетены. Идея может надолго пережить своего создателя. Однако рождением своим она всегда обязана человеку, отражая не только его разум, знания, но и характер, страсти, идеалы. Необычные идеи выдвигаются необычайными людьми.

Это полностью относится к идеям и жизни Раймунда Луллия. Имя его в конце средневековья стало нарицательным.

…Два великих образа олицетворяют для нас позднее испанское средневековье: Дон Кихот и Санчо Панса. Высота и напряженность духовной жизни, яростная верность идеалам, борьба за них без страха и сомнений. И — осмотрительная приземленность, озабоченность материальными благами, бытовыми утехами. (Учтем: вовсе не обязательно строй личности определялся сословной принадлежностью; бывали среди титулованных рыцарей духовные братья Санчо Пансы, а среди крестьян — Дон Кихота).