Станислав Калиничев - Невенчанная губерния

А через неделю мать вернулась. И опять они с Соней обнимались и плакали.

— Не для меня там жизнь, — рассказывала мать, вроде бы винилась перед сыновьями. — Зять хороший, работяшший. Да и Дуся: на руках дитё малое, другое за подол держится, а она всё успевает. И самовар мужу поставит, и тут же — свиньям запарку. Шастает по двору, аж подолом ветер делает. Ей за детьми и присматривать не надо. Ежели малой закапризничает, она ка-ак даст ему затрешшину — кубарем катится. И не плачет — вот что интересно! Зыркает, глаза ишшо пушше надуются, но матери не перечит… — И со вздохом разводя руками, Екатерина Васильевна признавалась: — Ненужная я там.

У Худяковых она была на месте, Таська росла с их детьми. Соня раз в месяц приглашала прачку, сама готовила обеды. А когда слишком уставала или неважно себя чувствовала, просто уходила в свою комнату и захлопывала дверь. Знала, что тётя Катя день-другой с детьми продержится сама, не беспокоя её. Некоторая безалаберность этой семьи была по душе Екатерине Васильевне, поддерживала в ней чувство своей полезности. И хотя Худяковы относились скорее к «благородным» (во всяком случае, более «благородным», чем те же Сонины родители), жили они бедновато, лишней копейки не заводили, а потому казались Екатерине Васильевне людьми простыми и понятными.

Когда братья после той свадьбы пришли к матери, Худяков пригласил старшего к себе в комнату. Она была поменьше детской, да ещё и перегорожена шкафами, за которыми виднелась кровать. На оставшемся пространстве стоял диванчик — только двоим присесть, стол на тумбах и книги. Их было не то, что много, даже не целая полка, а полный шкаф! «Едрит твою кочерыжку! — подумал Шурка. — Мне столько книжек по гроб жизни не прочитать».

Алексей Сергеевич усадил его в жёсткое высокое кресло у стола, а сам прохаживался — два шага туда, два сюда, поглаживая ладонью лоб: вроде бы протирал свои мысли. Первым делом он подробно расспросил про то, где и каким образом им довелось встретиться с Абызовым. После горячо и с большим волнением говорил, сколько опасностей подстерегает братьев.

— Если Тимохе показать хорошие деньги, он не только револьвер — пулемёт достанет. А как получит своё до копейки — тут же в полицию и сообщит. А ты, Александр, доверился ему.

Алексей Сергеевич просвещал его целый час. Шурке льстило, что Худяков искренне волнуется, обсуждая их затею, говорит с ними как ровня. Поэтому, когда предложил посещать воскресные лекции в братской школе, Шурка согласился. Оказывается, Соня преподавала в этой школе да ещё и подрабатывала в библиотеке-читальне Общества приказчиков. По воскресеньям, когда в школе не было занятий, её помещение снимали то приказчики, то конторские служащие и устраивали лекции или собрания. Само собой разумеется — с разрешения полицейского пристава.

Разные там устраивались лекции. Например: «Стиль грёзофарс в поэзии», или ещё что-то более заковыристое. Соня советовала братьям ходить на те, которые назывались «Из словаря иностранных слов». Там разбирали, что такое «политическая партия» или «прибавочная стоимость». Иногда лекция называлась одним словом «Локаут», «Лозунг»…

Ребята не всё понимали, но слушали с интересом. Вот только публика на такие лекции собиралась весьма неприветливая. Каждый на тебя как на чёрта смотрит. Сидят молча, вопросы задают редко. А лекция кончилась — тихо встали и разошлись. Соня пояснила, что такие лекции — политическая учёба рабочих, поэтому в зале всегда сидит стукач из сыскного отделения. Только это у него на лбу не написано, может он рядом с тобою сидит. А обсуждают лекцию уже в кругу знакомых.

За две зимы братья наслушались всякого. Да и семья Худяковых была вроде воскресного клуба. Конечно, они старались не надоедать, но один-два раза в месяц наведывались.

И вот после непонятного, напряжённого сидения в трактире, которое закончилось ничем, решили пойти на Ветку.

Во дворе под летним навесом мать и Софья Степановна купали детей. Двухведёрный чугун с горячей водой стоял на плите, а напротив духовки, прямо на полу, — большой цинковый таз. Стёпка, уже выкупанный, сидел на лавке, завёрнутый в простыню, а в тазу плескались шестилетняя Таська и трёхлетняя Липочка.

Увидав ребят, мать удивилась:

— Аль заблудились — чаво так поздно?

— Разве так встречают гостей? — обернулась Соня. — Искупаем зверят и будем чай пить. Серёжа, ты нам слей, а мама пусть самоваром займётся.

Вскоре все направились в дом. Шурка нёс на руках Степку, Сергей — девчонок. Соня же, собрав детскую одежду, сняла со стенки керосиновую лампу и несла её в дом, как задний фонарь уходящего поезда.