Впрочем, Щеколдин знал это и по своему опыту. Посмотрев на часы, сказал:
— Не могу вас задерживать дольше, чем это необходимо для составления обычного протокола. Завтра вечером жду, как договорились. Боковая дверь будет открыта, и даже в коридоре вы никого не встретите.
Коняхин встал и в нерешительности задержался на какие-то секунды. Ротмистр подумал, что он хочет протянуть руку на прощанье. Тоже встал, отвёл руки за спину и кивком головы простился. Только у новоиспечённого агента другое было на уме.
— А как та сволочь?.. — он имел в виду своего обидчика из арестантской.
— Не ваша забота, — мягко улыбнулся ротмистр. — Мы не прощаем обид, нанесённых нашим сотрудникам.
Когда в кабинет вернулся пристав, Щеколдин сказал ему:
— Я, пожалуй, пойду. Ничего интересного. Кстати… которые учинили драку в арестантской, отпустите их тоже. О самой драке — ни слова. Её не было. Не бы-ло!
Перед пасхой и сразу после неё многие шахтёры, как птицы перелётные, покидали вонючие балаганы, каютки, землянки и уходили к родным гнездовьям — в Курскую, Рязанскую, Казанскую… и — какие там ещё? — губернии. Шли к жёнам, детишкам, но главное — к земле: вспахать и засеять свою деревенскую полоску, вырастить урожай, которого так и не хватит на всю семью. Осенью, вернувшись с поля в избу, главный кормилец становился всего лишь едоком. Поэтому, когда молодые скворчата и грачи-сеголетки только нагуливали жирок, закаляли свои крылья перед дальним перелётом, мужик забрасывал за плечи котомку, прибивался к стае таких же земляков и двигал на заработки. От Покрова до Пасхи…
Сезонные приливы и отливы лихорадили работу шахт. Летом деревенские разбегались, добыча падала. Восполнялись же хозяйские потери осенью, когда у контор собирались сиволапые с похудевшими за время пути котомками. На зиму снижались расценки, оживлялась система штрафов, дорожали продукты в хозяйских лавках. Послабления наступали лишь после Пасхи.
Но в 1912 году назаровским шахтёрам и майскую получку выдали без летней надбавки. Когда иконниковская артель пришла к конторе, там уже собралась толпа. Это было в девятом часу утра. День обещал быть жарким. После бессонной ночи (артель пришла сразу после смены) Серёжку пошатывало, болели от яркого солнца глаза.
— Что, Ефим, с чемоданом пришёл? — встретил артельщика кто-то из знакомых.
— Держись, сейчас тебе выдадут!
Ефим протолкался к небольшому окошку кассы, которое выходило в просторный коридор конторы. За ним пристроились другие. Увидев его, кассир протянул расчётный листок и начал мусолить деньги. Иконников долго рассматривал бухгалтерские пометки.
— Ну, расписывайся, — поторопил его кассир.
— А ты ничего не напутал? — спросил артельщик.
— Я к этим бумажкам не касаюсь. Знаешь же… — вразумил его кассир, — пишет контора.
— Тогда подожди… — Ефим повернулся и пошёл с листком в бухгалтерию.
Забойщик Деревяшкин, неграмотный, нагнулся к окошку, назвал свою фамилию и спросил:
— Сколько у меня?
— Тринадцать с полтиной деньгами и двенадцать талонами.
Деревяшкин швырнул листок, не поставив на нём креста, и пошёл вслед за артельщиком. Несколько человек, которые слышали этот разговор, присоединились к ним. Общая бухгалтерия занимала большую комнату. Столы расчётчиков стояли за деревянным барьером. В это утро, конечно же не случайно, здесь присутствовал Клевецкий. Когда шахтёры один за другим стали заходить в комнату, Леопольд Саввич возмутился:
— Куда это вы всем базаром прёте? Некогда, что ли?
— Это мои, ваше благородие, — вступился Иконников. Артель тоже знать хочет… — поднял он перед собой расчётный листок.
— Ну, пусть двое останутся. Остальные — марш за дверь! -
Клевецкий знал, как разговаривать с этим народом. И когда задние попятились, выходя в коридор, спросил: — Что тебе не ясно?
— Я, господин бухгалтер, перед народом отвечаю. Ежели мне столько, — он протянул листок, то забойщику…
— Тринадцать с полтиной деньгами, — подсказал Деревяшкин.
— А ты помолчи, — строго одёрнул его Клевецкий, — я с артельщиком говорю. Хотя — тринадцать рублей тоже на дороге не валяются. По работе и деньги.
— Тут ошибка вышла, — сдерживая волнение, сказал артельщик.
— Сейчас проверим. Поднимите артельную ведомость, — обратился Клевецкий к расчётчику.
Тот раскрыл полотнище артельной ведомости и забубнил почти заученно:
— Общая-сумма-с-учётом-рубль-вагончик…
Читать дальше