Станислав Калиничев - Невенчанная губерния

— Если тронешь кого из пацанов — под землёй найду.

Гришка плакал.

Роману больше нравился Шурка — и старше, и нахрапистей. Он и перед тем, как войти во двор к Штраховым, не краснел и не терялся. Если же подкарауливали сестёр, когда те были вдвоём, Шурка разговор мог завести и даже придумать что-то интересное. Он был почти ровесником Нацы, разговаривал с нею на равных.

Вот и нынче с утра Шурка и Роман появились в Юзовке. Заглянули первым делом в церковь — там шла заутреня, — но сестёр не увидали. Тогда Ромка предложил зайти в обжорный ряд и купить девчатам гостинец — орешков или конфет. Потолкались между рядами прилавков, где продавали всякую всячину: от леденцовых петушков на палочках, ранней зелени, молока — и до похлёбки из требухи. И тут Шурку осенила мысль:

— Давай сходим в «ЧАЙ И ЛЮБЫЕ СЛАДОСТИ» — щиколадку купим!

Это было недалеко, на Первой линии — ближе к заводу. Утро выдалось чистое, апрельское, солнце светило не зло, облегчая и будоража людские души. Когда приятели уже вышли из лавки, и Шурка нёс в руках аккуратный пакет, перевязанный розовой ленточкой, они увидели толпу возле цирка. Его деревянная халабуда, которой заканчивалась Первая линия, прилепилась почти у заводского забора, возле ворот. Зимой представлений не давали, постоянной труппы не было.

— Ты смотри, цирк приехал! Глянем, чего интересного там будет, — предложил Роман.

Но деревянный шатёр, когда они подошли, выглядел по-зимнему заброшенно. Остатки старых афиш, оборванные и размытые дождями, лохматились на стенках. Люди же толпились у бокового входа, ближе к заводской огороже. Они окружили полукольцом деревянные ступени, на которых стояли несколько заводских, один из них говорил, обращаясь к толпе:

— …Наши братья в тайге, в болотах работали, хозяевам золото добывали, а сами в нищете оставались. И за то, что они просили прибавки, чтобы не голодали ихние дети, — их постреляли. Если будем молчать, то и с нами такое будет. Там сотни семей потеряли кормильцев. Мы должны помочь им. Всем миром помочь…

Роман, а за ним Шурка — оба протолкались к ступеням. Там сидел парень с тетрадкой и карандашом, а рядом мужик постарше, из мастеровых, судя по всему.

— Сколько? — парень упёрся взглядом в вылезшего из толпы Романа. — Сколько даёшь, спрашиваю?

Коногон пробирался сюда просто из любопытства. Но не растерялся. Полез в карман, вытащил серебро.

— Тридцать копеек.

— Фамилия?

Записав в тетрадку фамилию, дал расписаться.

— А деньги ему отдай, — кивнул на рабочего постарше.

Над ними со ступенек всё ещё говорили. Какой-то благообразного вида мужик, взывая к собравшимся, предложил:

— Деньги деньгами, они нужны семьям, а по убиенным надо отслужить панихиду.

Толпа зашумела, взбудораженная новой идеей, и все двинулись к церкви. Тут были заводские, были шахтёры, какие-то женщины и просто гуляющие, и целая орава мальчишек. У церковной ограды движение застопорилось. Один из заводских прокричал, чтобы все не заходили, а послали делегацию. Благоообразный мужик, одна баба и тот, что собирал деньги, вошли в церковь. Толпа шумела, с нетерпением ожидая их возвращения. Но вот они появились, разводя руками. Отец благочинный наотрез отказался служить панихиду.

Что тут началось! Выступали, кричали, кто-то предлагал ввалиться всем миром и не уходить, не добившись своего. И вдруг всё стихло. На паперть вышел священник. Хорошо поставленным голосом, который и повышать не надо, — без того каждый услышит, — сказал:

— Братья и сестры! Скорблю вместе с вами по поводу того, что случилось. Идите с миром и не оскорбляйте печальный случай непотребным поведением.

— Молебен! — заорал кто-то пронзительно.

— Панихиду!

Батюшка поднял руку, поморщился, и все смолкли.

— Недостойно, дети мои… Сейчас, при существующих настроениях такие публичные действия непременно будут восприняты, как поддержка бунта против помазанника Божьего.

— Хозяин прииска — помазанник божий!?

— Да ты не богу, а Новороссийскому обществу служишь:

— Жандарм в рясе!

Загорланили, засвистели в толпе. Шурка почуял беду. Обнаружил вдруг, что рядом с ним нет Романа. Оглянулся и увидел, что его волокут, заломив руки за спину, два дюжих мужика. Не раздумывая, бросился вдогонку, у поворота в переулок налетел, повис на одном из них, кричал, брыкался. Но кто-то третий ударил его по голове, и всё поплыло перед глазами. Он и не помнил, как очутился в полицейском участке, рядом со своим другом.