Владимир Тан-Богораз - Восемь племен

Подросток Чайвун, один из пастухов Камака, который должен был уйти вместе со стадом на ближайшее пастбище, но отстал от товарищей и под конец увязался за хозяином и теперь потихоньку встал с места, вышел за дверь, потом выбрался из лагеря вайкенцев и поспешно пошел вдогонку за своим стадом. Он боялся, чтобы проказливые духи не сыграли какой-нибудь злой шутки именно над ним, ибо они нападали охотнее всего на таких молодых и беззащитных парней. Они могли, например, превратить его в сурка за то, что он слишком крепко спал в снежные ночи вместе со своими оленями, или обкормить его волчеединой, чтобы внутренняя сторона его кожи обмохнатела, или сделать его ненавистным для молодых девушек. Пастух ускорил шаги и без оглядки убежал в стадо <���…>.

Ваттан смирно сидел в стороне и наблюдал за дядей внимательно, но без особого интереса. Ему случилось видеть шамана в таких странных и разнообразных припадках вдохновения, что у него исчезло не только удивление, но и страх перед ними. К замысловатым подвигам Ваттувия он относился приблизительно как к хорошо знакомому, несколько надоевшему представлению и даже полуинстинктивно сомневался в их реальности, хотя факты ежедневно доказывали ему его неправоту, ибо Ваттувий вылечивал даже оленей и собак от самых разнообразных болезней, предсказывал степень обилия дичи и размножения домашних оленей, давал женщинам лекарства от бесплодия и девушкам приворотные корешки для привлечения молодых парней <���…>.

Ваттувий вдруг поднялся на месте и открыл глаза.

— Пришли? — громко заговорил он. — Здравстуйте, здравствуйте! Ты иглокожий, ты сверло, ты ножовый черенок! — перечислял он странных духов давая им имена соответственно их внешнему сходству с реальными предметами.

— Что надо? — спросил он, как будто отвечая на вопрос. — Нож надо?

Он быстро поднес руку к поясу, но ножны были пусты, ибо Ваттан давно вытащил и припрятал у себя широкую полоску шиферного камня, которая служила шаману для обычного употребления. Не найдя ножа на обычном месте, шаман передернул плечами, выпрастал правую руку внутрь широкой меховой рубахи и тотчас же извлек ее вооруженною крепким осколком кости, сточенным с обеих сторон и острым, как шило. В борьбе с проказливым шаманом хуже всего было то, что он постоянно прятал на себе ножи в разных неизвестных местах.

«Под кожей!» — равнодушно подумал Ваттан, двадцать раз слышавший от дяди такое хвастливое утверждение. Он рассматривал это так, как будто шаманам было свойственно иметь под кожей особые карманы для мелких вещей и это самое естественное явление в мире…

— Кого? — опять спросил Ваттувий своего невидимого собеседника. — Этого? — он проворно подполз к своему ближайшему соседу, бесчувственному, окончательно побежденному одурением, повернул его спиною вверх и стал примеривать самый предательский удар. Ваттан быстро поймал и стиснул вооруженную руку шамана. Лицо Ваттувия сморщилось от боли, он всхлипнул, как ребенок, рука его бессильно разжалась, и костяной нож упал на неподвижное тело спящего. Ваттан хотел подобрать нож, но Ваттувий оказался проворнее, — он подхватил нож левой рукой и ударил наотмашь племянника, извиваясь, как раненая кошка, и усиливаясь вырвать свою онемевшую кисть из могучей руки молодого силача. Ваттан так же быстро бросился вперед, нож проколол меховую рубашку и, скользнув вдоль спины, оцарапал кожу. Ваттан поймал другую руку шамана и окончательно отнял нож, потом оттащил его на прежнее место.

— Где еще ножи? — сказал он ему решительно, но без злости. В обычнее трезвое время они жили с Ваттувием очень дружно, несмотря на разницу возрастов, ибо шаман относился с уважением к несокрушимой силе племянника и его равнодушному спокойствию перед самыми необычайными выходками духов.

— Отдай, ножи, — твердо повторил Ваттан. Он хорошо знал, что Ваттувий имеет при себе еще оружие.

Побежденный шаман опять втянул руку внутрь рубахи и вытащил кусок твердого китового уса, сточенного с боков двумя острыми лезвиями.

— Еще, — настаивал Ваттан, — еще есть.

Шаман достал еще нож из черного обсидиана, гораздо тоньше и острее, чем все предыдущие.

— Еще один! — повторил Ваттан. Он знал наперечет все оружие дяди, и ему не хватало самого опасного из ножей, священного шаманского кинжала, выточенного из зеленого нефрита, с ложбинкой, на лезвии, в которой запеклась человеческая кровь.

Этим кинжалом Ваттувий распарывал живот своим пациентам, чтобы рассмотреть знаки вредных чар на пораженных внутренностях; он имел собственную жизнь, мог превращаться в духа, обладал самостоятельной силой исцеления, но одной царапиной убивал врага.