Кейт Саммерскейл: Бесчестие миссис Робинсон

Мэри Лейн повела мальчиков рвать утесник, оставив Изабеллу и Эдварда вдвоем, но «мое сердце не ощутило подлинной радости», написала Изабелла. Они с Эдвардом разговаривали — «о жизни, о Кане, собственности, о богатых и о рождении… об унынии, образовании, бедности и т. д.», включая, вспомнила Изабелла, оду «Уныние» Сэмюэля Тейлора Кольриджа. Стихотворение описывало настроение, напоминавшее ее собственное: «удушливая тяжесть», «Печаль без боли, с пустотой тоскливой, / Бесстрастная, сокрытая печаль».

«Мы собрались ехать, когда солнце опустилось низко, — писала Изабелла. — Сели в карету и продолжили беседу… без всякого интереса с моей стороны; прилежно восхищались видами, которые были великолепны».

В городе Лейны вышли из кареты на Ройал-серкус, где «проголодавшиеся мальчики» Изабеллы пересели с наружной скамьи внутрь. На Морей-плейс они вернулись в половине седьмого, Изабелла чувствовала себя «раздосадованной, подавленной, разочарованной и поверженной в уныние, как никогда в жизни».

Изабелла упрекнула себя за то, что произвела на Лейнов плохое впечатление. «Несколько раз миссис Лейн выглядела неприветливой и озадаченной, — написала она. — Он держался натянуто; ребенок устал, никто не испытывал ни благодарности, ни удовольствия». Обычно Изабелла не выказывала своих чувств в присутствии друзей и облегчала душу в дневнике, но в этот день ее недовольство вырвалось наружу. «Я потратила восемь шиллингов хуже чем впустую, — написала она, разрываясь между жалостью к себе и презрением. — Боже милосердный! Ну почему все, что я затеваю или чего хочу, оборачивается такой горечью? Уверена, это, должно быть, только моя вина. Я жажду вещей, к которым мне не следовало бы стремиться. Я нахожу невозможным любить то, что должно, или воздерживаться от неуместной любви».

«Мой разум являет собой хаос, — признавалась она, — беспорядочную смесь добра и зла. Я устала от самой себя, однако не могу умереть».

Затем Изабелла получила записку — «холодную строчку» — от Эдварда. На следующее утро она намеревалась присоединиться к его семье, чтобы послушать проповедь его преподобия доктора Томаса Гатри, одного из лидеров Свободной церкви Шотландии; но Эдвард сообщил ей, что службу отменили. Изабелла легла спать в полночь «в печальную и одинокую постель, удрученная и, по сути, павшая духом». Но хотя бы дневник принес ей утешение, сохранив что-то от потерпевшей крах вылазки на природу: «С грустным облегчением описывала историю напрасно прожитого дня». Облекая свое неудовольствие в слова, Изабелла почувствовала душевный подъем. Героиня романа Энн Бронте «Хозяйка Уилфелл-Холла», ведущая дневник, отмечает тот же эффект: «Я получила облегчение, описывая обстоятельства, разрушившие мой мир».

Через две недели после поездки в Крэмонд Изабелла снова мучилась своими чувствами к Эдварду Лейну. «Очень теплый, ясный, приятный день, — записала она в среду 7 апреля. — Сильная и необыкновенная подавленность».

Встала Изабелла поздно. Генри был в плохом настроении и грубил, и она написала матери письмо, жалуясь на него. Затем она навестила Мэри Лейн на Ройал-серкус. «Миссис Л. очень добрая, она милый, дружелюбный человек, блистающий, когда нужно утишить чью-то печаль». Однако когда к ним присоединились остальные члены семьи, Изабелла была задета кажущимся равнодушием Эдварда. Он «болтал со всеми в комнате и был более весел и разговорчив, чем обычно», но «небрежен в обращении и едва на меня взглянул». Лейны проводили ее домой в пролетке. «Я была в ужасном состоянии, и когда вышла у своего дома из пролетки и пожала им руки холодной, как мрамор, рукой, то почувствовала, что я — чужая в их обществе». Она потихоньку вошла в дом и поднялась в свою комнату, избежав встречи с Генри. Как у многих пар, принадлежавших к верхнему слою среднего класса, у них были разные спальни. От няни Элизы Изабелла узнала, что мальчики чувствуют себя хорошо, и затем «легла спать совершенно подавленной».

После такого разочарования Изабеллу лишь сильнее будоражила мысль о возвращении внимания Эдварда Лейна. Во вторник 13 апреля она проснулась в одиннадцать, стояло прекрасное, теплое утро, и женщина села в саду с книгой одного из братьев Шлегелей, основоположников немецкого романтизма и сторонников любви и свободы. Альфред был в школе, но Отуэю нездоровилось, и он остался дома вместе со Стенли. В четыре часа Изабелла пошла за покупками и в пять забрала на Ройал-серкус Атти и привела к себе домой. «Дети играли в саду, — написала она. — Ст. постоянно затевает ссоры, у него возбудимый и страстный характер». К восьми вечера она вернула Атти леди Дрисдейл, а затем вместе с Эдвардом, Мэри и «мисс Р.», еще одной подругой, отправилась на лекцию о Гомере. Тем апрелем в Философском институте на Куин-стрит читал серию лекций Джон Стюарт Блэки, новый профессор греческого языка и литературы Эдинбургского университета. По его собственному мнению, профессор Блэки был оратором, умевшим «подстраиваться и излучать энергию» [20] Цитата из книги С. Уоллеса «Джон Стюарт Блэки: шотландский ученый и патриот» (2006). , приводя свою аудиторию в «состояние не просто восхищенного внимания, но возбуждения и ликования». В лекционном зале Изабелла сидела между Эдвардом и Мэри. Выступление профессора было «забавным и оригинальным», написала Изабелла. До лекции и после нее они с Эдвардом беседовали. «Мы говорили о прозвищах и тяжелых характерах, и я веселилась, возбужденная его присутствием. Мы много смеялись».