Валентин Пикуль - Кровь, слезы и лавры

В эти дни он был приглашен на обед к императрице Марии Федоровне, матери царя, урожденной принцессе Вюртембергской; радуясь, что теперь ей не надо бежать в Олонец или Оренбург, эта глупая матрона стала рукоплескать — со словами:

— Если хоть один француз выберется живым из России или пределов германских, я буду стыдиться называть себя немкой.

— Ваше величество, — вдруг поднялся над столом Штейн, разгневанный, — вы должны бы стыдиться не своего народа, а своих же братьев и племянников, которые давно продали свой народ и потащились вслед за Наполеоном против своей же родины — Германии и пошли против России, которая вас приютила… Так разговаривать с монархами умел только Штейн!

10 ноября зима пришла в Петербург обильным снегопадом. Французы спасались бегством в сторону Вильны и Пруссии. «Наступает время, — писал Штейн, — когда всему народу следует подняться ради свободы. Пора показать миру, что не мы, немцы Германии, а немецкие монархи добровольно склонили свои выи под чужестранным ярмом…» В декабре маршал Макдоналъд начал отводить французские войска из-под Риги, его прикрывал с тыла прусский корпус генерала Йорка. Была сильная метель, а на дорогах — гололедица, лошади совсем выбились из сил, волоча в постромках пушки и зарядные фуры.

Майор Антон фон Зейдлиц, адъютант Йорка, вдруг стал трясти своего генерала за рукав шубы:

— Не спите…, впереди — русские! Вон, вон, вон они… Навстречу им выехали всадники в добротных бекешах, один из них назвался генералом Иваном Дибичем:

— Стойте, генерал Йорк! Я буду говорить с вами начистоту. У вас, я знаю, хватит сил обрушить мои слабые войска, чтобы пробиться к Тильзиту, но… Подумайте о судьбе Пруссии!

Подле русского генерала — в свистящих полосах метели — маячила конная фигура прусского офицера.

— Кто рядом с вами? — крикнул Йорк из седла.

— Это я… Клаузевиц! — донеслось в ответ. Характер кашуба проявился в злобном рычании:

— А, черт побери! Вы уже спелись с врагами? Пришпоренная лошадь вынесла Клаузевица вперед:

— Я сражаюсь заодно с русскими за свободу Германии, а за кого сражаетесь вы, генерал Йорк?

— Об этом стоит подумать, — отвечал Йорк и долго думал. — А, если я опрокину вас всех к чертям? — вдруг крикнул он. Но Дибич нагайкою указал на свою артиллерию:

— Видите пушки? Мы будем биться насмерть… Если кто из вас и доберется до Кенигсберга, так только на костылях.

— Не лучше ли войти в Пруссию с миром? — вопросил Клаузевиц. — Не лучше ли сразу решить, кто прав, кто виноват?..

На старой Пошерунской мельнице, что скрипела под ветром в окрестностях Таурогена (ныне это литовский городок Таураге), была подписана Таурогенская конвенция, решавшая судьбы Пруссии и будущее всей Германии. Йорк официально объявил о разрыве его корпуса с армией Наполеона. Началось братание вчерашних врагов — русских с пруссаками. Немецкий историк-марксист Франц Меринг писал по этому поводу: «Клаузевиц, вообще плохо относившийся к Йорку, называет Таурогенское соглашение самым смелым действием, имевшим место когда-либо в истории… Это и дало повод Фридриху Кеппену, другу юности Карла Маркса, назвать „предательство“ Йорка формально классическим деянием».

Но король Пруссии был перепуган, он прислал Йорку письмо-приказ, в котором невозможно докопаться до истины: «Поступать по обстоятельствам. Наполеон — гений. Не выходить из границ». Однако, судя по письму, он из границ разума вышел:

— Что скажет теперь император французов о моей чести? Йорк стал изменником, а Наполеон не простит мне измены… Арестовать Йорка! Предать суду! Казнить предателя!

Узнав об этом. Штейн радостно потирал руки:

— Ну, Арнпт! Наш час пробил. Пришло время заявить устами Арминия: «Ненависть — наш долг, а мщение — наша добродетель». Собирайте манатки — нас ждет свободная Германия…

Через Пруссию тащились жалкие остатки «Великой армии»; солдаты Наполеона, кутавшиеся в женские шубы и ризы священников, были встречены на улицах Берлина песнями немцев:

Барабанщик, где твой барабан?

Кирасир натянул сарафан.

Разбито войско в пух и прах -

Убирайся домой, вертопрах!

10 января Йорк отбросил последние колебания и сам предложил России действовать сообща; фельдмаршал Кутузов-Смоленский отвечал Йорку согласием. 16 января Штейн был уже в Сувалках, где и пересек границу Пруссии: ему предстояла встреча с Йорком, надо было сразу наладить снабжение русской армии за счет местных ресурсов… Александр еще сомневался: