Валентин Пикуль - Крейсера

— Нас воспитывали для сражений на море, чтобы умирать не в гаванях на постыдном приколе, а погибать в честном бою. Глупо рассматривать Порт‑Артур в отрыве от государственных интересов. Будем же смотреть шире — Россия переживет потерю Порт‑Артура, но русский народ никогда не простит своему флоту, если мы потеряем и Владивосток…

Витгефт сказал, что придерживается такого же мнения, и умереть в бою готов, но в этом вопросе многое зависит от решений наместника в Мукдене, и не только наместника:

— Хорошо, если бы нас благословил сам государь…

…Выход эскадры они наметили на 10 июня.

Флаг Иессена еще гордо реял над «Россией».

— Снять! — приказал ему Скрыдлов. — Вот за то, что разломали «Богатыря», ваш адмиральский флаг будет отныне поднят над искалеченным вами крейсером… Позор! От командования отрядом вас отстраняю, крейсера поведет Безобразов…

Мичман Панафидин обратился к Безобразову:

— Я имел несчастие быть на мостике в момент посадки «Богатыря» на камни, буду ли я персонально наказан за аварию?

— Персонально наказан ваш адмирал, — отвечал Безобразов. — Что же касается аварии с крейсером, то ошибки в магнитной, девиации компасов случаются… не только у мичманов!

Панафидин сказал, что «Богатырь», если его сдернут с камней, обречен торчать в доке, а ему хочется воевать:

— Я уже подавал рапорт Рейценштейну о списании меня на «Рюрик», но в штабе мой рапорт «задробили». Осмеливаюсь вторично просить вас о переводе меня на крейсер «Рюрик», тем более что место младшего штурмана там вакантно.

— Вакантно после… после кого?

— После самоубийства мичмана Щепотьева…

Безобразов отослал его к командующему флотом.

— О чем тут говорить? — сказал Скрыдлов. — Ваше желание служить на «Рюрике» вполне естественно… Исполать вам! Выходу в море предшествовал обмен телеграммами:

НАМЕСТНИК — СКРЫДЛОВУ: Усилия неприятеля направляются с суши и моря на Порт‑Артур. Для отвлечения удара и оказания помощи Артуру… крайне важно, если бы крейсера могли проявить активность в Японском море, имея при этом в виду, что броненосцы в Порт‑Артуре уже заканчивают ремонт…

СКРЫДЛОВ — НАМЕСТНИКУ: Начал готовить экспедицию крейсеров в Желтое и Японское моря… готовы начать действовать. Необходимо заранее знать момент наивысшего напряжения (в обстановке)…

НАМЕСТНИК — СКРЫДЛОВУ: Время высшего напряжения трудно определить… полагаю, что начало действия крейсеров теперь будет иметь значение и принесет пользу в отвлечении неприятельских сил от Порт‑Артура…

Скрыдлов наставлял своего коллегу Безобразова:

— Конечно, каждый кусок кардифа дорог. Но я советую продлить операцию крейсеров до критического истощения бункеров. Необязательно топить все суда с контрабандой, идущие в порты Японии, если они сами и если груз в их трюмах представляются ценными. Шире пользуйтесь международным «призовым правом»…

На крейсерах спешно заканчивалась чистка котлов, переборка механизмов, ослабленных в качке и напряжении корпусов. Скрыдлов извелся сам, он извел и подчиненных, требуя:

— Ждать нельзя! Порт‑Артуру плохо, надо спешить… Не спите, не ешьте, но приготовьте крейсера к выходу…

— А куда идем? — волновались в экипажах.

В эти дни Панафидин явился на крейсер «Рюрик» ради продолжения службы, и каперанг Трусов встретил его ласково:

— Это хорошо, что вы не побоялись явиться вместе со своей виолончелью. Я очень не люблю, когда офицер самое ценное в своей жизни оставляет на берегу. Невольно думается, что он не доверяет кораблю, на котором служит. Обратитесь к Хлодовскому, чтобы включил вас в боевое расписание бортовых казематов. Надеюсь, вы станете нашим добрым товарищем…

Располагаясь в новой каюте, мичман нашел место для виолончели, он украсил свое жилье фотографиями композитора Дж. Верди и своего учителя Вержбиловича с дарственной надписью. Было уже, наверное, за полночь, когда Панафидин пробудился от неясной тревоги. Что‑то мешало ему продлевать свой сон. Протянув руку к выключателю, он «врубил» ночное освещение каюты… В дверях, едва помещаясь в их проеме, возвышалась гигантская фигура комендора Николая Шаламова.

Его появление сначала испугало мичмана:

— Ты что? Зачем? Что тебе тут надо?..

Матрос медленно опустился на колени:

— Ваше благородие, вовек не забуду. Ударил я вас тогда, шибко пьян был… верно. А вы на большом смотру узнали меня, но под суд не потянули. За это по гроб жизни благодарен буду. Уже и маменьке написал, чтобы за вас бога молила.