Валентин Пикуль - Баязет

Разговор происходил в турецкой бане. Карабанова спасло от ответа лишь появление банщика-теллака: опоясанный клеенкой, теллак поставил поручика на деревянные коньки и почти покатил его из грязного предбанника в не менее грязную мыльню. Закутанный в яркую мантию пештамалы, Карабанов не успел опомниться, как уже лежал на каменном пупе «гебек-таши», похожем не то на древний саркофаг, не то на трибуну, — лежал на тонкой египетской циновке, а канарейки звонко распевали над его головой.

— Ты что, подлец, делаешь? — в испуге заорал Карабанов, когда теллак вскочил ему на спину ногами, уперся коленями в лопатки и с хрустом вывернул поручику руки назад. — Барон, что он делает со мной?

— Покоритесь, — посоветовал Клюгенау, добровольно вползая пухлым брюшком на самое острие пупа «гебек-таши»…

Тем временем теллак, презирая в душе гяура, без жалости пытал и мучил Карабанова, выламывая ему суставы, поддавал под бока локтями и коленом, потом надел рукавицу из верблюжьей шерсти и надраил поручика, как матрос корабельную медяшку.

— Пожалей меня, — засмеялся Андрей, — я же ведь не в Магомета, а в Христа верую…

Оставив терзания, теллак принес большую чашку и гибкую кисть из тонких белых мочалок. С ловкостью кондитера, взбивающего крем, он вспенил мыльную массу, которая сразу превратилась в пышную ароматную пену. Бойко обмакивая кисть, теллак натер поручика этим благоуханным снегом и потом обмыл его теплой водою из двух блюдцев-тазиков.

— Все? — спросил Карабанов обрадованно.

— Удивляюсь вам, — отозвался прапорщик Клюгенау, — как вы, такой нетерпеливый, смогли выждать девять месяцев в утробе своей матери? ..

Когда теллаки решили, что неверные достаточно чисты, они не совсем вежливо спихнули их с «пупов» и выпроводили в отдельный зал для послебанного кейфа. Офицеры опять легли — на этот раз легли на продавленные диваны, и блохи сразу же запрыгали по их пештамалам.

— Не обращайте на них внимания, — сказал Клюгенау, томно закрывая глаза. — Лучше давайте поговорим ..

На соседних диванах лежали несколько белых неподвижыных мумий — это были курдские беки, как объяснил барно; из-под саванов торчали только лица и трубки с мундштуками от наргиле:

кожаные чубуки, посапывая и шевелясь, как змеи, убегали к полу, где стояли хрустальные сосуды. Курды тихо разговаривали.

— Однако, — заметил Андрей, — какие красивые и благородные лица у этих варваров!

— А это оттого. — пояснил Клюгенау, — что на протяжении столетий курды похищают для себя самых красивых девушек.

— Я бы их всех — в Сибирь, пусть облагораживают себя за счет тунгусок, — сказал Карабанов со злостью.

— Вы просто не знаете Востока, — возразил прапорщик. — В этом виновен не столько сам курд, сколько английское золото.

Константинополю выгодно иметь такой политический буфер, как племена курдов: любое свое преступление султан оправдывает дикостью вот этих беков…

Карабанову подали кофе. В мраморной раковине, обставленной горшками роз, тихо журчала струя жиденького фонтанчика. Канарейки пели не уставая в своих клетках, украшенных голубыми бусами. На карнизах окон, среди искусственных цветов, были расставлены кофейники, коробки с мускусным мылом и груды серебряных чашечек, исписанных заветами из Корана о необходимости омовений тела и о тех сладчайших утехах, которые готовят мусульманину божественные гурии…

— Барон, — вдруг заметил Карабанов. — что это у вас на ногах?

Вроде браслетов?

— Это следы от кандалов, в которых я сидел в чеченском плену, пока меня не выкупили. Бежать я не смог: цепь с моей шеи пропускали на ночь в отверстие в стене и мой хозяин привязывал ее к своей постели. Но со мной были еще два солдата-апшеронца. Они носили только ножные кандалы, и мою цепь чеченцы продевали между их ногами. И все-таки я устроил им побег. Вот подумайте, как это можно сделать, при условии, что кандалы мы не расклепывали, а я не пролезал вроде собачки меж ног этих апшеронцев! .. note 2У выхода из бани сидел обрюзглый хозяин, еще издали протянув к офицерам круглое зеркальце. Но протянул не так, чтобы Карабанов мог на себя посмотреть, а плоско, на вытянутой руке, и барон Клюгенау бросил на зеркало две звякнувшие монеты.

Когда они вышли на пыльную улицу, прапорщик любовно взял Карабанова за локоть.

— Послушайте, Андрей Елисеевич, — сказал он, — мудрую восточную сказку… Однажды лисицу позвали в суд. Лисица сказала, что она хорошая лиса. «Кто может это доказать? » — спросили ее.