Валентин Пикуль - Две картины

— Иметь ее в тылу у себя — ждать удара по затылку! Не пора ли уже подумать об отправке госпиталей в Смоленск?

Наполеон мановением руки отпустил маршалов и генералов.

— А что делает Коленкур? — спросил он Бертье.

— Герцог Винченцкий закупил множество мехов, и сейчас вся его канцелярия подбивает мехом свои мундиры, они шьют шапки из лисиц и рукавицы из волчьих шкур.

— Что-то слишком рано стал мерзнуть Коленкур…

— Коленкур готовится покинуть Москву, дорога впереди трудная, а зима врывается в Россию нежданно…

— Перестаньте, Бертье! Я должен видеть Коленкура. Коленкур (он же герцог Винченцкий) явился. В битве при Бородине у него погиб брат, и это никак не улучшало настроение дипломата. Кроме того, мстительный Наполеон выслал из Парижа мадам Канизи. Теперь император пытался прочесть в лице Коленкура скорбь от гибели брата и тревогу за судьбу любимой женщины. Но лицо опытного политика оставалось бесстрастно.

— Будет лучше всего, — заговорил Наполеон, — если я отправлю в Петербург…, вас. Я знаю, что русские давно очаровали вас своей любезностью, вы неравнодушны к этой дикой стране, и ваша персона как нельзя лучше подходит для переговоров о мире. Должны же наконец русские понять, что я нахожусь внутри их сердца, что я сплю в покоях, где почивали русские цари! Или даже этого им еще мало для доказательства могущества?

— Сир! — с достоинством поклонился Арман Коленкур. — Когда я был отозван из Петербурга в Париж, я много времени потратил на то, чтобы доказать вам непобедимость России. Вы привыкли, что любая война кончается для вас в тот момент, когда вы въезжаете на белом коне в столицу поверженного противника. Но Россия — страна особая, и с потерей Москвы русские не сочли себя побежденными…

— Вы отказываетесь, Коленкур, услужить мне?

— Если мы навязали русским эту войну, я не могу теперь навязывать им мир, который они никогда не примут.

— В таком случае, — сказал Наполеон, — я пошлю вместо вас маршала Лористона.

Коленкур удалился.

Лористон, к удивлению императора, высказал те же соображения, что и Коленкур.

— Когда вы успели с ним сговориться? Довольно слов! — рассердился Наполеон. — Вы, сейчас отправитесь в Тарутино и вручите Кутузову мое личное послание. Пусть Кутузов обеспечит вам проезд до Петербурга… Мне нужен мир. Мир во что бы то ни стало…, любой мир! Речь идет уже не о завоеваниях — дело касается моей чести, и вы, Лористон, войдете в историю, как спаситель моей чести…

…Картина «Мир во что бы то ни стало» была завершена В. В. Верещагиным в 1900 году — на самом сгибе кровоточащих столетий. В этом полотне живописец лишил Наполеона героической позы. Он разоблачил в пресыщенном честолюбце совсем иные черты, которых боялись коснуться кисти Давида, Гро, Делароша или Мейссонье… Советский историк А. К. Лебедев писал, что «Наполеон для Верещагина не полубог, а жестокий и черствый авантюрист, возглавляющий банду погромщиков и убийц, приносящий неисчислимые бедствия русскому народу…» Культ личности Наполеона! О-о, сколько мудрейших не смогли его заметить вовремя…

Село Тарутино — на старой Калужской дороге — лежало в 166 верстах от Москвы; именно здесь Кутузов обратился к войскам: «Дети мои, отсюда — ни шагу назад! » Вскоре возник Тарутинский лагерь, куда стекались войска, свозились припасы и полушубки, а Тульский завод поставлял в Тарутино две тысячи ружей в неделю. Но подходили новые отряды ополченцев, и оружия не хватало. Здесь можно было видеть умудренного жизнью деда с рогатиной, которого окружали внуки и правнуки, вооруженные топорами и вилами. Возник военный город со множеством шалашей и землянок. «В этом городе, — писал Федор Глинка, — есть улицы, площади и рынки. На сих последних изобилие русских краев выставляет дары свои. Здесь можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы, тогда как французы едят одну пареную рожь и даже конское мясо…» Сюда же, в Тарутино, казаки атамана Платова и партизаны Фигнера сгоняли пленных. Скоро их стало так много, что П. П. Коновницын (дежурный генерал при ставке Кутузова) даже бранил казаков и ополченцев:

— Куда их столько-то! На един прокорм сих сущих бездельников наша казна экие деньги бухает, яко в прорву какую…

Кутузов расположил свою главную квартиру в трех верстах от военного лагеря — в безвестной деревушке Леташевке. Главнокомандующий поселился в нищенской избе, по-стариковски радуясь, что печка здесь большая и не дымит. Генерал Коновницын жил по соседству — в овчарне без окон, лишь землю под собою присыпав соломкою (над овчарней была вывеска: «Тайная канцелярия генерального штаба»). Кутузов готовил армию к боям, терпеливо выжидая, когда Наполеон, как облопавшийся удав, выползет из Москвы с обозами награбленного добра.