Михаил Задорнов - Рюрик. Полёт сокола

Более семи десятков лет как пришлось подальше от арабской угрозы перенести столицу Каганата из Семендеры. На острове размером три на три фарсаха, посреди устья великой Реки, в неприступной крепости построены великолепные дворцы из обожжённого красного кирпича, среди которых Камлык — дом кагана и рядом подобный ему дворец бека.

Ранняя весна уже пришла в царские сады. Земля проснулась от зимней спячки и зазеленела первой робкой травой, расцвеченной тут и там синими, жёлтыми и красными первоцветами. Дорожки сада, выложенные плитками из того же красного кирпича, что и стены, просохли. Ласково-тёплое, но ещё не жаркое солнце безбоязненно касалось холёного лика хозяина дворца — грозного бека, которого арабы называли Малик, а иудеи Хамалех. Он прогуливался неспешно по саду в сопровождении своего главного советника Исхака, человека с непроницаемым ликом и внимательными холодными очами. Чуть поодаль следовали два личных охоронца и тучный помощник эльчибаги — главного сборщика податей, — здесь само угодничество и покорность, а за пределами дворца недоступный высокомерный вельможа, властного взгляда которого опасались не только богатые купцы, но даже беи и баилы.

Несмотря на теплое весеннее солнце, тревожные мысли не давали покоя грозному властителю, который хоть и считался вторым в государстве после великого кагана, но на самом деле давно уже, ещё со времён Булана, являлся настоящим правителем Хазарии. Нерадостные вести сообщал каган-беку Менахему помощник эльчибаги. Причём эти худые вести приходили с разных пределов Великой Хазарии.

Словно стараясь отстраниться от неприятных мыслей, навеянных докладом сборщика податей, повелитель Хазарии плотнее запахнул свой длинный шёлковый халат небесного цвета с мягкой белой подкладкой, щедро расшитый золотыми нитями. Мягкие, тоже расшитые ичиги на ногах и белая шапка из молодого барашка составляли его одежду.

— Почему снова уменьшился поток податей? — сурово спросил бек, грозно глянув на упитанного помощника.

— По многим причинам, великий Хамалех, — низко склонился чиновник. — Из-за того, например, что столько лет не платит дань Куяба, с тех пор, как пришлый варяг по имени Аскальд со своими людьми возглавил воинов Куябы-Киева и изгнал всех наших сборщиков дани вместе с нукерами, часть из которых убил. Очевидцы рассказывали, как закованные в железо жестокие северные воины, закрывшись своими большими щитами и ощетинившись копьями, пошли прямо на отряд наших конных нукеров и разрезали его надвое своим пешим железным клином, как жирную баранину острым ножом. Свои обоюдоострые мечи, которыми поляне платили нам дань, они повернули против хазар и тем нанесли большой урон казне.

В последние годы участились грабительские налёты беченегов и угров, с каждым годом уменьшается поступление дани с народов Кавказа. Но, пожалуй, самое главное — это уже известные великому Менахему синьские беспорядки. Ведь после того, как там вспыхнуло восстание земледельцев, а их каган-император жестоко подавил его, пришло в упадок всё шёлковое дело. Земледельцев порубили столько, что теперь некому выращивать шелкопряда и кормить его тутовыми листьями. Нам просто нечего возить, наши шёлковые караваны, которые приносили большую часть дохода, теперь почти не ходят к синьцам… Да и с Булгарии получили в этом году меньше, потому, что урусы из Куябы пограбили их земли, особенно вокруг Булгара и Сувара. И хотя города не были взяты, а враги отогнаны, многие купцы и баилы лишились своих людей и имущества и не смогли заплатить весь налог. С них, конечно, взяты долговые расписки, если не вернут, отдадут свою землю или будут проданы в рабство, но это не меняет положения дел…

Бек помрачнел, его большие пухлые губы искривились, выражая крайнее недовольство и досаду, а в чёрных сливовидных очах под мохнатыми дугообразными бровями сверкнули искры гнева. Рассерженный сын Авраама оглянулся и кликнул одного из своих верных хорезмийских стражников.

— Всыпь ему десять плетей за дурную весть, — велел он. Тучный сборщик податей побледнел и покорно согнул спину. Он старался не кричать, зная, что бек этого не любит, и только тихо стонал после каждого удара плети, лик его при этом покрылся капельками пота. — Манасия, как всегда, мудр, — проронил негромко бек о старшем сборщике налогов, мельком взглянув на искривлённый болью лик тучного, — с плохими вестями посылает своих помощников, а не приходит сам!