Рангея Рагхав - Я жду тебя

— А, Сукхрам! Взгляни-ка на эту мерзавку! — И он ткнул пальцем в сторону Дхупо.

— Что произошло, господин?

— Ты думаешь, я буду терпеть угрозы твоей жены? — закричала Дхупо. — Она еще будет меня обзывать! Что, я ее отца сгубила, что ли?

Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Банке и Чакхан продолжали избивать Дхупо.

— Оставьте ее в покое, — крикнул я, оттолкнул обоих мучителей и встал между ними и Дхупо.

— А, знатный тхакур! Ты пришел вершить справедливость? — набросилась на меня Пьяри. — Убирайся!

— Пьяри! — закричал я. Ты что, ослепла от ярости? Заставляешь избивать женщину! Поднять руку на бедную чамарку, тебе не стыдно?

— Защити меня, добрый и храбрый человек, — взмолилась Дхупо, падая к моим ногам.

Банке двинулся было на меня, но я схватил его за руку. Когда он попытался освободиться, я с силой дернул его руку вниз, и Банке, взвизгнув, свалился на землю, словно куль. Рустамхан встал и нетвердой походкой направился в дом. Я догнал его.

— Господин! Я принес лекарство. Вчера весь день искал в лесу нужные травы.

Пьяри с негодованием обернулась ко мне.

— А ты немедленно иди к себе! — заорал я на нее.

Мой крик заставил ее повиноваться. Все еще пылая от гнева, Пьяри вошла в дом. За ней последовали и мы с Рустамханом.

— Ложитесь, мой господин, — сказал я Рустамхану, — вот сюда.

Рустамхан покорно лег на кровать.

— У господина жар, — продолжал я, — а он сидит на улице! Ай-яй, как нехорошо! Господин же знает, кто жизнь сохранил — тот мир победил.

— Я буду лежать, Сукхрам! Пьяри немного повздорила с этой чамаркой, вот мне и пришлось подняться, — слабеющим голосом произнес Рустамхан.

— Стоило мне взглянуть в глаза господину, как я сразу понял, что господин нездоров. И с чего это Пьяри так разошлась?

— Повздорила, — повторил он.

— А господин узнал причину ссоры?

Моя откровенная лесть сделала свое дело. Рустамхан успокоился. Толпа во дворе разошлась. Ушла Дхупо, за ней покинул двор и Банке. Остался один лишь Чакхан. Он забрался под навес и попыхивал бири. Я заставил Рустамхана проглотить мое лекарство, а затем перебинтовал ему ногу. Я взял с него обещание, что он будет умеренным в еде.

— Господин, если будете соблюдать диету, к вам опять вернется молодость, а с ней все желания и силы. Господин, не прикажете ли и Пьяри дать лекарство?

— Да, да, — закивал головой Рустамхан. — Поднимись к ней, она наверху.

Пьяри с пылающим от гнева лицом сидела на кровати.

— Низкий поклон, сиятельная госпожа! — приветствовал я, опускаясь на пол у ее ног.

Губы ее скривились — казалось, она вот-вот заплачет, но она закричала, чтобы я убирался прочь.

— Что же, я уйду, — сказал я.

— Сию же минуту уходи!

— Сейчас не могу. Я сделал господину перевязку и ’ дал лекарство. Час нужно ждать, подействует ли оно. После этого я уйду.

Пьяри с изумлением уставилась на меня.

— Господин говорил мне, что в доме есть еще больная. Вот, возьми этот шарик и проглоти, он поможет. И не надо злиться. Тогда все будет в порядке!

— Не приму я твоего лекарства.

— Давай-ка, да побыстрей. Проглоти шарик и запей водой. А потом расскажешь мне, что у вас тут приключилось. Видно, мне на роду написано страдать из-за тебя.

Я принес воды в кружке, повалил Пьяри на постель, разжал ей рот, вложил шарик и влил воды. Пьяри пыталась выплюнуть лекарство, но я стукнул ее кулаком по спине, и она вынуждена была повиноваться. Я сел и стал ждать. Из глаз Пьяри полились слезы.

— Ты опозорил меня.

— Чем это?

— Защищал Дхупо. Ты встал на ее сторону, ты против меня.

— Два негодяя избивали женщину.

— А ты хоть знаешь, в чем дело?

— Хватит с меня того, что я видел. Жажда власти растет в тебе с каждым днем. Ты начинаешь забывать о людях. Прав святой отшельник: стоит самому безобидному ничтожеству добраться до власти, как он становится ужасом людским. Он подобен вздыбившейся от наводнения реке, норовящей затопить берега. Он забывает, что солнце светит всем одинаково.

— Я — ничтожество?

— А кто же ты? Разве ты не натни? Да еще карнатни — продажная женщина! При живом муже ушла к другому и живешь с ним! Тебе ли говорить о чести? Всевышний сделал нас низшими, отсюда все наши страдания. Но от того, что свинья будет долго мыться, она не станет коровой, такого еще не было.

— А эта тварь Дхупо, она что, высокорожденная?

— Она верна мужу и своей честью не торгует.

— У их племени одни законы, у нас — другие, — отрезала Пьяри. — Чем это я унизила себя?