Рангея Рагхав - Я жду тебя

Оставаясь с Пьяри наедине, я пытался обнять ее, но она поспешно отодвигалась и не давала мне прикоснуться к ней. Меня это оскорбляло. «Почему она избегает моих объятий? Кормит меня, садится рядом, а к себе не подпускает? Смеется со мной, но смех какой-то тусклый, невеселый, да и в уголках рта появились печальные складки». Я не знал, что думать… Я стал замечать, что временами Пьяри подолгу, не мигая, смотрит на меня.

— Ночуешь все там же? — однажды спросила она.

— Да, но теперь я не один, со мной живут другие люди.

Пьяри начала подробно расспрашивать меня о моих новых соседях — ее интересовали мельчайшие подробности. Выслушав, она решительно заявила:

— Не смей путаться с Каджри, пока я жива. Я не вынесу этого.

— Но я ведь живой человек, я мужчина! Ты же не даешь до себя дотронуться. Ты целиком принадлежишь своему солдату!

Пьяри непонятно почему вдруг заплакала, но потом быстро вытерла слезы.

— Это — судьба, Сукхрам. А Каджри ты брось! Я принадлежу только тебе одному.

Я ее не понимал, и на душе у меня было неспокойно. Мои соседи наты жили веселой, беззаботной жизнью, их никто не трогал: еще бы, они были моими друзьями, а я пользовался особой милостью Рустамхана. Иногда, правда, начальник вызывал к себе кого-нибудь из них, но только затем, чтобы подсказать им, какого ростовщика нужно ограбить. Награбленное делили между собой. Кроме того, за деревней, в ложбине, полицейские открыли игорный притон, три четверти дохода от которого поступало в карман начальника полиции. Говорили, что раньше он служил у раджи. То ли он его брил, то ли стриг, но тот был им доволен. Однажды он позвал его к себе и сказал: «Проси, что хочешь!» Тот не растерялся: «О, дающий пищу, — припал он к ногам раджи, — мне нужен дом. Я знаю, от ваших дверей даже собаки голодными не уходят, а я — ваш преданный слуга». — «Да будет так, — согласился раджа, — строй дом. И тебе пора выйти в люди». И он сделал слугу начальником полиции. А тот за один год выстроил себе огромный дом. И все за счет крестьян и арендаторов. А скольких он сгноил в тюрьме за ничтожную провинность! Одного крестьянина избили до полусмерти, но ответчик подсунул начальнику полиции взятку, и тот отказался написать рапорт. Он сказал пострадавшему: «Принеси справку от врача». Больница находилась в семи милях от деревни, и несчастному пришлось идти туда под палящим июньским солнцем. В дороге ему стало плохо, и он потерял сознание. Когда его подобрали и привели наконец к доктору, тот потребовал платы. Денег не было, и доктор написал: «Легкий ушиб». А бедняга умер на обратном пути. Зато площадка перед домом начальника полиции площадью двадцать пять на двадцать пять ярдов оказалась вымощенной каменной плиткой.

Я покинул свой табор и простился с крепостью. Потом я расстался с Исилой и Сауно, но у меня была Пьяри. Теперь, когда ушла Пьяри, со мной остались только конь да Бхура.

Наступила ночь. Я лежал в шатре. За пологом послышались чьи-то шаги, и у входа показалась Каджри.

— Ну? — не вставая, спросил я.

— На, поешь, — и она положила передо мной четыре маленьких круглых пирожных.

Но я уже не хотел есть.

— А ты почему не ешь?

— Я сыта.

— Где ты столько раздобыла?

— Сегодня мы ходили в большую деревню. Там был праздник у кшатриев [29] Кш а трий — представитель второй по счету касты — воинов — в кастовой иерархии. Выше кшатриев располагаются только брахманы. . Они раздавали угощения. Мне тоже досталось. — Заметив, что я не ем, она робко спросила: — Что же ты? Не нравятся?

Я встал и сказал:

— Отнеси их Курри. — Так звали ее мужа.

— Да ну его, он спит пьяный. И говорить о нем не хочу. Ну, попробуй пирожные.

— Каджри, я сыт.

— Прошу тебя. — С этими словами она села на топчан, обхватила меня за плечи и усадила. Потом провела рукой по моей широкой груди. — Я каждый день буду приносить тебе еду. Уж если белить, так хороший дом. Зачем украшать развалины. — Она погладила мои мускулы. У меня были тугие бицепсы, и она с силой надавила на них пальцами. — Ты не верь женщинам. Твоя вот бросила тебя и живет теперь с полицейским. — Она провела пальцами по моей крепкой шее. Я съел пирожное. Оно мне понравилось.

— Каджри, возьми и ты.

— Нет, это все для тебя.

— Брось упрямиться, съешь! — Я протянул пирожное и только тут заметил, что она сидит с открытым лицом. До сих пор я не обращал на это внимания, и она так обиделась, что даже отвернулась от меня. Я повернул к себе Каджри и насильно вложил ей в рот пирожное. Она рассмеялась и сказала с полным ртом: