Игорь Зотиков - Зимние солдаты

Через секунду все было кончено. Самолет улетел. На улице снова стало очень тихо. Лишь через минуту черные динамики опять объявили воздушную тревогу и залаяли заградительным огнем зенитки, а потом опять отбой и опять тишина. Вот тогда только я подошел к стене дома и до конца разглядел, что ближайшие ко мне бревна были все измочалены, иссечены чем-то, вклинившимся внутрь. Я понял, что эта марсианская голова стреляла в меня. Долго и довольно метко.

Я знал, что весь шум последней тревоги наделал «мой» самолет. До сих пор я его иногда вспоминаю и думаю о том, как сложилась судьба «моего» летчика.

Очень скоро мы начали уставать от ежедневных бомбежек, которые происходили в самое неудобное время: ночью, а потом еще и под утро. И детям, и родителям приходилось не раз вскакивать среди ночи и бежать прятаться в холодные и мокрые траншеи, которые выкопали родители около дома. В результате все вставали по утрам невыспавшиеся, и с каждым днем накапливалась усталость и раздражительность от недостатка сна.

И вдруг однажды папа приехал с работы в середине дня, обрадовался, что вся семья дома, и сказал, что музей получил приказ, чтобы все семьи его сотрудников были эвакуированы куда-то на восток страны и что эвакуация эта произойдет сегодня ночью. Вечером, в семь, за нами заедет грузовик и отвезет вместе с другими семьями на условное место за Павелецким вокзалом, где мы встретимся с другими отъезжающими из музея женщинами и детьми. За оставшееся время мы должны приготовить с собой вещи, сколько сможем унести, еду на несколько дней, и, наверное, надо взять с собой все теплые вещи. Может случиться, что мы не вернемся до зимы. Сам папа остается в Москве, так как музей еще не эвакуируется.

Мы приняли эту новость как-то спокойно, ведь последние недели радио все время передавало объявления о том, что все, кто не связан с работой на военных заводах, должны покинуть столицу и эвакуироваться на восток. Многие предприятия уже отправили своих сотрудников и уехали сами. С одним из них, заводом, где работал муж тети Клани, уехала недавно Бабуся.

Машина пришла с опозданием и уже в полной темноте, ведь весь город был затемнен. Мы приехали куда надо, нашли своих, и нам объявили, что состав наш стоит совсем не на том пути, к которому мы подъехали, и отходит очень скоро. И все мы, второпях, каждая семья сама по себе (мы еще не стали командой), в темноте потащили свои узлы и чемоданы через шпалы и перроны. Судя по крикам, ругательствам и плачу, некоторые уже во время этого перехода лишились части своего добра или бросили его как мешавшее движению.

Но самое удивительное ждало нас впереди. Оказалось, что состав, в котором мы должны были ехать, состоял не из пассажирских, а из обычных красных товарных вагонов-теплушек, и на наш вагон претендовали сразу две разъяренные толпы отъезжающих. Одна группа, наша, подошла к вагону с одной стороны, другая, неизвестно откуда взявшаяся, чернела с вещами с другой стороны. Но нам повезло. В этом вагоне были уже мужчины из нашего музея. Они заняли его заранее и ждали нас. Одни из них быстро открыли грузовую дверь вагона на нашей стороне и начали быстро, как кульки, затаскивать в вагон узлы, детей, чемоданы, женщин, всех, кто кричал, что они – Политехнический музей. А другие, с противоположной стороны вагона, боролись с теми, кто хотел открыть грузовую дверь напротив и грозно ломились в нее. Какой-то незнакомец уже лез с той стороны в маленькое грузовое окно. Но наши победили. Все вещи оказались внутри, грузовые двери надежно заперты изнутри, и запоры затянуты проволокой. Так же были заделаны и верхние слуховые оконца.

Часть мужчин, участвовавших в сражении, мужья отъезжающих, решила проводить нас немного, и это оказалось не лишним. Вагон, который мы так лихо захватили, казалось, совсем не хотел никуда отправляться, все стоял и стоял. Наступила тишина, прерываемая вдруг яростными криками и стуком снаружи с требованиями немедленно открыть и выметаться, так как вагон принадлежит другим. И только такие же яростные крики мужчин изнутри в ответ убеждали нападавших, что победы здесь не будет или она достанется тяжело.

Наконец, мы поехали, но еще час после этого поезд останавливался на каждом полустанке, и новые толпы желающих уехать осаждали нас. Мужчин уже не было, остался лишь один, который был специально послан музеем и довез нас до конца. Но мы уже знали, как бороться. И мы были уже не толпа, а команда.