Александр Дюма - Генрих IV

— Дочь моя! Это принадлежит вам. Но это — мое!

И, оставив золотой ларец на кровати, он унес младенца, обернув его полой своего халата.

Явившись в свою комнату, он потер губы ребенка долькой чеснока и заставил его выпить из золотого кубка глоток вина. Одни говорят, что это был кагор, другие утверждают — арбуа. При одном запахе вина ребенок принялся сонно покачивать головкой, как и писал Рабле (Генрих д'Альбре прочел «Гаргантюа», книгу, появившуюся девятнадцать лет назад).

— А-а! — воскликнул дед. — Уверен, ты будешь настоящим беарнцем.

Геральдические знаки Беарна — две короны, и когда королева Маргарита, жена Генриха, родила Жанну д'Альбре, испанцы говорили: «Чудо! Корова разродилась овцой!»

— Чудо! — закричал, в свою очередь, Генрих Беарнский, лаская внука. — Овца родила льва!

Лев явился в мир с четырьмя резцами — два наверху и два внизу. Он кусал грудь своих первых двух кормилиц настолько сильно, что покалечил их. Третья, добрая крестьянка из окрестностей Тарба, отвесила ему по этому случаю крепкую оплеуху и мгновенно вылечила его от привычки кусаться.

У него было восемь кормилиц, и он отведал восемь разных сортов молока. Так как пища, безусловно, влияет на формирование характера, этот факт объясняет многие противоречия его жизни. У него были еще две кормилицы, но то были кормилицы, так сказать, «моральные»: Колиньи и Екатерина Медичи.

Он мало взял от первого, но много у второй. Ей он обязан тому безразличию, которое проявлял ко всему. В качестве гувернантки король назначил ему Сюзанну Бурбон, жену Жана д'Альбре, и баронессу Миассан. Воспитывать его он приказал в Коаррасе, в Беарне, в замке, расположенном среди скал и гор. Питание и гардероб ребенка регламентировались его дедом. Питание сводилось к пеклеванному хлебу, говядине, сыру и чесноку, а одежда состояла из камзола и крестьянской обувки. Все это обновляли, только когда изнашивалось старое.

Большую часть времени он бегал по скалам, босоногий и без шапки, также по особому указанию деда. Именно так превратился он в неутомимого ходока. Д'Обинье рассказывал, как Генрих, заморив в походах людей и лошадей, доведя их до последней потери сил, вдруг приказывал музыкантам играть, но плясать мог только он один.

Из общения с другими детьми он сохранил привычку разговаривать с людьми любого сорта. Чтобы поболтать, первый встречный был ему хорош, так же как первая встречная годилась ему в подружки. В конце концов он стал наигасконнейшим гасконцем и не разгасконивался никогда.

Его дед позволил, чтобы внука научили писать, но запретил, чтобы его заставляли это делать. И, несомненно, благодаря именно этой рекомендации он стал таким очаровательным писателем.

Достучаться до его сердца было предельно просто. Это составляло суть его характера и делало его бесконечно наивным. Его рука всегда была готова протянуться к кошельку и слеза скатиться из глаз. Только кошелек был пуст. Что же до глаз, то он плакал столько, сколько хотели окружающие.

Антуан Бурбон и Жанна д'Альбре, явившись ко двору Франции, привезли туда и юного Генриха. Это был тогда толстый добрый мальчишка пяти лет, с лицом свежим, смышленым и открытым.

— Хотите вы быть моим сыном? — спросил его король Генрих II.

Ребенок тряхнул головой и указал на Антуана Бурбона.

— Вот мой отец! — сказал он по-беарнски.

— Ну хорошо. А хотите вы быть моим зятем?

— Посмотрим девчонку, — ответило дитя.

Пригласили маленькую Маргариту, которой было тогда шесть или семь лет.

— Хорошо, пойдет, — сказал он.

И с этого момента свадьба была решена.

Скажем, что прежде всего Генрих Беарнский был самец. Больше чем самец — сатир. Взгляните на его профиль. Ему недостает только заостренных ушей. И если ноги у него не козлиные, то по крайней мере козлиный аромат.

Вскоре Антуан Бурбон был убит при осаде Руана. Жанна д'Альбре вернулась в Беарн. Но от нее потребовали оставить сына при французском дворе.

Он там остался под руководством гувернера Ла Гошери. Этот смелый, достойный дворянин употребил все возможные средства, чтобы вложить в голову своего ученика понятие о чести и бесчестии. Однажды, после чтения истории Кориолана и Камилла, он спросил у Генриха, кого из этих героев он бы предпочел. Мальчик воскликнул:

— О первом мне не говорите, это дурной человек.

— А второй?

— О, второй совсем другое дело. Я люблю его всем сердцем. И если бы он был жив сейчас, я бросился бы ему на шею и сказал ему: «Мой генерал, вы славный и честный человек, и Кориолан недостоин быть вашим адъютантом. Вместо того чтобы хранить, как он, досаду на него и изгнать его, вы явились ему на помощь. Все мое желание — научиться искусству полководца под вашим началом. Примите меня в число ваших солдат. Я мал, и у меня еще мало сил. Но я человек сердца и чести и хочу походить на вас».