Выйдя наружу, он остановился и схватился обеими руками за голову. Бессвязные мысли вихрем носились в ней.
«Он думает, что я это сделаю, быть может, Он этого хочет; иначе зачем бы Ему так смотреть на меня! А она тоже это думает и ненавидит меня! Так почему же мне бы этого не сделать? Нет, Он не Сын Божий! Он просто Человек, ведь Ему это было приятно, а нищие, да, нищие, сам ведь Он сказал, нет, он человек, а ведь люди все обречены смерти. Почему принуждает Он меня это сделать? Нет, это не Он меня принуждает, я хочу этого, сделаться свободным, свободным. А в таком случае я должен это сделать сам, как это я думал? Да, я должен это сделать сам!»
Он прошел несколько шагов, потом опять остановился.
«Страшно! — думал он: порой я не знаю, люблю ли Его или ненавижу. Но без всякого сомнения я Его ненавижу; как мог бы иначе я сделать это? А между тем я должен это сделать, я чувствую, что должен это сделать! Да, я хочу сделаться свободным, свободным!»
Он снова пошел, сам не зная, куда идет, ничего не видя перед собой. Он упорно цеплялся за одну мысль: что Иисус не может быть Сыном Божиим, ибо Он не принял бы тогда помазания Марии.
Иуда сильно изменился за последнее время. Стаи его сгорбился; на лбу образовались две глубокие складки, взор был неподвижно устремлен в пространство, как у человека, преследуемого навязчивой идеей.
Он долго шел, не отрывая глаз от земли. Наконец, он очутился за одними из ворот Иерусалима. Он остановился, и складки на его лбу врезались еще глубже. «Зачем я пришел сюда? — подумал он. Что это я хочу сделать?»
Вдруг он почувствовал, что кто-то тронул его сзади. Он обернулся; это был юноша, которого пожилой фарисей называл при нем Савлом.
Иуда стал озираться, думая, что и тот находится поблизости, по, убедившись, что его нигде не видно, ощутил что-то, почти похожее на радость.
— Ну, что же? — сказал юноша и пытливо взглянул на него.
Иуда долго стоял безмолвный и недвижимый; наконец, он поднял голову и спросил:
— Если я откажусь, что сделаете вы тогда?
— Он приговорен, — Он должен умереть! — стремительно ответил юноша.
Иуда всматривался в него: он читал на его лице непоколебимую решимость. Снова углубились складки на его лбу. Он думал: «Он во всяком случае умрет, и тогда, тогда я не буду свободен. Я должен сам это сделать, да, сам!»
Но эта мысль привела его в содрогание.
— Неужели я должен буду собственноручно?.. — сказал он, оглядывая с ужасом свою руку, которую невольно протянул вперед.
Тот презрительно усмехнулся.
— Нет, — сказал он:-здесь нет и речи об убийстве. Его будут судить по закону, и Он умрет смертью преступника.
Снова Иуда погрузился в раздумье.
«„По закону!“ — размышлял он. — Смертью преступника! Но все это ведь меня не касается, — это они убьют, а не я. Я убью только свою мысль, — свою собственную мысль, — разве не имею я права на это?»
И, охваченный внезапным исступлением, он схватил юношу за руку и крикнул, глядя ему в глаза угрожающим взором:
— Разве я не имею права умертвить свою собственную мысль?
Но, увидев изумление Савла, он устыдился того, что выдал себя. Он выпустил его руку и жестко и решительно произнес:
— Скажи, что я должен сделать! Я готов!
Глаза юноши сверкнули.
— Иди за мной! — сказал он и поспешно направился в город. Иуда последовал за ним; теперь все было кончено; он не чувствовал больше колебаний.
Они остановились пред большим, богато изукрашенным зданием. Юноша ввел Иуду во двор, велел ему там дожидаться и исчез внутри дома. Спустя несколько минут он вернулся и повел Иуду наверх, в большую залу, где было собрано человек десять.
Это были большею частью седовласые старцы; на всех были богатые священнические одеяния. Иуда скользнул по ним взглядом; в одном из них он узнал Каиафу, бывшего в тот год первосвященником, в другом, маленьком старичке с совсем белыми волосами и резкими, ястребиными чертами лица, могущественного Анну, тестя Каиафы, самого влиятельного представителя древнеиудейской партии. Он-то первый и обратился к нему.
— Подойди поближе, — сказал он. — Как тебя зовут?
Иуда не тронулся с места и не ответил. Как только он вошел в этот покой, им овладело одно всепоглощающее чувство — чувство смертельной вражды ко всем этим людям.
Анна громким голосом повторил свой вопрос.
Тогда Иуда поднял на него такой мрачный и угрожающий взгляд, что тот невольно отшатнулся. Иуда улыбнулся странной улыбкой и снова уставился глазами в пол. Водворилось тягостное молчание; священники переглядывались в недоумении и нерешительности. Тогда выступил вперед один фарисей, прятавшийся раньше за другими в глубине покоя. Он пошептался с Анной и затем подошел к Иуде.
Читать дальше