Тор Гедберг - Иуда

Вдруг он вздрогнул. Он услыхал позади себя шаги, и чья-то рука тихо опустилась на его плечо. Весь затрепетав, он обернулся. Возле него стоял Иисус и смотрел ему в лицо приветливым, вопрошающим взглядом.

— Здравствуй, Иуда! — сказал Он. — Я тебя ждал.

Иуда взглянул на Него расширенными зрачками. Губы его зашевелились и, двинувшись на один шаг вперед, он едва удержался на ногах. Затем он склонился, схватил руку Иисуса и запечатлел на ней страстный поцелуй.

— Господь мой, я люблю Тебя! — прошептал он.

Так сделался Иуда одним из учеников Иисуса.

Теперь настал для него период счастья, период, во время которого его душа без раздумья и сомнений отдыхала среди того спокойствия, которое разливало вокруг себя существо Иисуса, и которое сообщалось всем, кто Его окружал. В нем было освобождающее дух сознание, что другой, более сильный взял теперь в свои руки его судьбу и ведет ее вперед к светлой, прекрасной цели, между тем как его собственная задача состоит только в том, чтоб следовать за ним с упованием и слепой верой. Ему казалось, что он утратил совершенно собственную волю, утратил всякую способность домогаться чего-либо ради самого себя, и он был счастлив этим.

Так, мало-помалу, сделался он участником Иисусова учения, которое воспринимал, не раздумывая над ним, не имея, в сущности, о нем ясного понятия. Он сидел в кругу учеников и, подобно им, внимал словам Учителя, смотрел на Него и думал: «Да, это правда, все это правда!» — но что собственно было правда, этого он не мог бы объяснить. Не столько смысл слов, сколько почти исключительно звук их наполнял его удовлетворением, так что на душе у него становилось светло и легко, и он не уставал повторять себе: «Я верю, — да, я верю!»-не стараясь выяснить себе, во что же он верит. В сущности, учение было для него ничто; все сосредоточивалось в Личности.

Но, если бы его спросили, что именно в Личности Иисуса производит на него такое обаяние, он не мог бы на это ответить. Он знал только, что, если ему случалось быть далеко от Него, он испытывал какую-то неопределенную тоску, чувство пустоты и уныния, и тогда осаждали его тягостные воспоминания о тех часах, когда он видел Иисуса занятым мелкими насущными заботами и делами, — воспоминания, от которых он мог избавиться, лишь вызвав в своей мысли Его образ, каким Он явился ему в пустыне; но стоило ему только вновь увидеть Его, встретиться с Ним взглядом, и эти воспоминания исчезали, подобно обманчивым тучам, или же превращались в светлые, блестящие, пронизанные солнцем облака.

Он видел, как дни проходили за днями, полные солнечного сияния, теплого веяния ветра, шелеста деревьев и плеска волн о берег, и с недоумением обращался мыслями к своей прежней жизни: «Для чего он работал, — чего он хотел, — к чему стремился?» Теперь он этого уже не знал. Вечером он засыпал усталый, словно после счастливого рабочего дня, утром просыпался с радостным сознанием обновленной силы, а между тем и тело его, и душа находились в состоянии постоянного покоя.

С другими учениками у него не установилось более близких отношений. Как он пришел к ним чужим, так чужим и остался. Оттого ли, что он не был галилеянином, как они, или причина этого лежала глубже? Порой он задумывался над этим, ибо горько чувствовал, что все его попытки сблизиться с ними разбивались о скрытое, но непреодолимое недоверие. В особенности к одному из них влекла его это время не столько симпатия, сколько смутная потребность в опоре. Ученик этот был Симон Петр, и, несмотря на то, что в отношении к нему тот проявлял если не холодность, то лишь сдержанную принужденную приветливость, это не отталкивало от него Иуду, и он постоянно держался возле него, со слабой надеждой, путем терпеливого выжидания, снискать, в конце концов, его доверие. К другому из учеников, Фоме, тому, с которым он разговаривал в воротах, он чувствовал, напротив, непонятную, необъяснимую для него самого неприязнь, близкую к страху. А между тем он единственный из всех добровольно с ним сходился и выказывал ему непритворное расположение. В его природе было что-то застенчивое, почти стыдливое, а в его подвижном, выразительном лице, выдававшем все, что в нем происходило, нельзя было найти ничего, что могло бы вызвать недоверие. Тем не менее, Иуда инстинктивно избегал его, но украдкой с любопытством наблюдал за ним; он видел, что Иисус часто и подолгу беседует с ним с глазу на глаз, и мучился тогда мыслью: «О чем это они говорят?»