Немалым ростом отличались оба русских кавалергарда, но Мюрат все же чуть-чуть, скажем, на четверть головы, над ними возвышался. И выглядело их шествие по бесконечно длинному проходу конного двора весьма эффектно — три красавца атлета, взяв друг друга под руки, ведут оживленную беседу, выражая дружелюбие и самую горячую взаимную симпатию.
— Скажу по секрету только вам, мои друзья: на государственном совете, когда обсуждали дело о разводе императора и о том, кому из невест отдать предпочтение, изо всех один только я, Неаполитанский король и близкий родственник Наполеона, оказался против австрийской эрцгерцогини, — признался Мюрат. — Почему, спросите вы? Потому что я не хочу воевать против вас, мои русские друзья! Ха-ха-ха!
Он остановился и, подбоченившись, картинно вскинул голову, увенчанную веером перьев, и выдвинул вперед свой красно-золотой сапог.
— Наши государи, — поддержал короля Каблуков, — должны соперничать не на поле брани, а лишь в том, чтобы превосходить друг друга в щедрости и в оказании друг другу самых высоких знаков внимания.
— Восхитительные слова! — взял под руку наших кавалергардов король и маршал. — Потому я и настаивал на том, что русская принцесса — самая лучшая и самая выгодная для нашего императора пара. Не правда ли, это был бы подарок из подарков?
Каламбур очень понравился и развеселил еще пуще.
— Однако не только безграничная щедрость, но и истинная скромность должна отличать монархов, — неожиданно произнес Чернышев. — Одна русская великая княжна уже была когда-то украшением трона Франции. Может быть, наши государи сочли нескромным поступить также во второй раз?
— Русская — и королева Франции? — изумился Неаполитанский король. — Признаться, никогда не слыхал. Кто же она и когда это было, граф?
— В первой половине одиннадцатого века, ваше королевское величество, — пояснил Чернышев. — Дочь русского князя Ярослава Мудрого Анну взял в жены король Франции Генрих Первый. Вот от них, по сути дела, и берет свое начало французский королевский дом, а также множество других августейших династий в остальной Европе.
— Ага, значит, я был тысячу раз прав, высказываясь в пользу вас, русских! — вскричал Мюрат. — Я сегодня же расскажу эту историю королеве Неаполитанской. Впрочем, не стоит забивать моей жене голову. Завтра она по поручению своего брата-императора выезжает в Вену, чтобы доставить оттуда эрцгерцогиню. Мы же вдвоем с Наполеоном выедем навстречу кортежу и в Компьене примем невесту. Ах, какая это будет радость для императора — он наконец-то обнимет и прижмет к груди свою возлюбленную!
«Которую он еще ни разу не видел», — добавил про себя Чернышев, но вслух сказал:
— Встреча на границе империи символична: муж вводит в свой дом молодую супругу.
— Именно! Так и задумано, — обрадованно произнес Неаполитанский король. — О, вы еще не знаете, какую борьбу мне и Каролине пришлось выдержать за право встретить будущую императрицу! А все — козни семейства Богарне.
И Неаполитанский король, отведя наших друзей в сторону, поведал, какая драма разыгралась в последние дни в Тюильри и вокруг. Когда Наполеон решился наконец объявить Жозефине, что он собирается с ней развестись, она выслушала его молча, а затем рухнула бездыханно на пол. Дело происходило в столовой, обедали они вдвоем. Констан, явившись, поднял императрицу и отнес ее в спальню.
Воля Наполеона была непреклонной, и Жозефине ничего не оставалось, как принять его предложение.
— Еще бы не принять! — Глаза Мюрата выразили то ли зависть, то ли презрение к той, что до сих пор делила трон с братом его жены. — Он же ей, этой старухе, которая когда-то забавлялась с Наполеоном, еще молодым генералом, как кошка с мышкой, знаете, что оставил? Во-первых, Елисейский дворец. Во-вторых, Мальмезон в качестве летней резиденции, в-третьих, Наваррский замок для охоты. Кроме того, три миллиона в год содержания, титул, герб, охрану, эскорт — весь внешний декорум царствующей императрицы! Где еще в мире может случиться такое, чтобы бывшая и настоящая жена — в одном звании?
— Когда-то царствующие особы, оказавшись в схожем положении, вынуждены были уходить в монастырь. Так со своими женами поступали и наши цари, да и многие европейские короли, — усмехнулся Чернышев.
— Совершенно верно, граф! — сверкнул глазами гусар-король. — А наша бывшая решила: еще поборюсь! И что же вы думаете она предприняла?
Тут Мюрат, обняв наших друзей, увлекая их все далее от своих адъютантов и охраны, поведал такое, что говорить ему вряд ли следовало кому-либо из посторонних. Но что поделаешь, если такая широкая гасконская натура, а к тому же еще именно он, Неаполитанский король, со своею женою одержал в сей семейной баталии верх!
Читать дальше