Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

Ах, разве способна была понять она, что тревожит его в последнее время? Ребенок. Сын. Его плоть и кровь. Но — только не наследник! Только не тот, кого бы он мог открыто назвать своим, оставить ему трон, власть, завещать свои дела и несвершенные замыслы!

У него уже был один такой сын, которому скоро должно исполниться три года. Его мать — Элеонора Денюэль, фрейлина его сестры Каролины, королевы Неаполитанской, живущая на улице Победы, дала мальчишке имя Леон. Укороченное от его собственного. Потому что ничем другим не могла связать своего сына с отцом. И вот, может быть, второй… А нужен ему тот, единственный, который станет не Леоном, а Наполеоном Вторым!

Столько лет он ждал сына от той, которую сделал законной женой и императрицей! Но она не способна больше принести ребенка, несчастный случай лишил ее материнства.

Заглушить печаль он пробовал тем, что, как своих собственных, полюбил и приблизил к себе ее детей от первого брака. Так ее сына Евгения Богарне, который был всего на двенадцать лет его моложе, он усыновил, сделал сначала своим адъютантом, затем вице-королем Италии.

И дочь Жозефины — Гортензию выдал за своего брата Людовика. Чтобы осчастливить их, свою родню? Наверное, и затем — брат и падчерица стали королем и королевой Голландии. Но билась, согревала потаенная надежда: их первенца, в котором будет кровь Бонапартов и Богарне, назвать своим наследником…

Здесь следует заметить, что так оно и случилось значительно позже и уже без малейшего вмешательства самого Наполеона. Сын Гортензии стал впоследствии императором Франции Наполеоном Третьим.

Тогда же он, властелин Европы, метался в отчаянии. И отчаяние подсказало единственный верный для него путь — развод. Поначалу он гнал от себя эту мысль, считал ее недостойной. И тем не менее мысль эта приходила и приходила к нему, пока не овладела где-то в голове и сердце маленьким потаенным уголком, откуда ее уже нельзя было изгнать.

Нет, наверное, у него никогда не будет никого привычнее и дороже Жозефины или желаннее и милее Марии.

А должна быть та, которая станет матерью будущего нового императора.

И на эту роль те, кто занимают троны, всегда выбирают в жены на троне и рожденных.

Смятая постель еще хранила тепло ее тела и запах ее духов. Император встал и кликнул Констана:

— Ванну, мой друг, и — погорячее.

У двери он остановил камердинера:

— Как она? Вы ее проводили?

— Как всегда, сир. Графиня отправилась к себе. Особняк, который вы изволили нанять для ее сиятельства, один из лучших в Вене. Он ей пришелся по вкусу, смею уверить ваше величество. Будут ли еще какие приказания, кроме ванны, массажа, бритья и кофе?

— Распорядитесь, пожалуйста, насчет верховой прогулки. Поеду сразу же после завтрака.

Как всегда на прогулках, Наполеон взял с места в галоп. Следом за ним поскакали адъютанты и свита. Но, видя, как к императору присоединился герцог Ровиго, сопровождающие тактично замедлили шаг.

— Как мне стало известно, сир, — поравнявшись с Наполеоном, произнес Савари, — Чернышев получил указание русского царя по дороге из Петербурга навестить австрийского императора. Ваше величество не считает, что может состояться сговор за вашей спиной?

— Вы о новой коалиции против Франции? — чуть скосил взгляд в сторону своего министра полиции и генерал-адъютанта Наполеон. — Она теперь, герцог, невозможна. Пруссия и Австрия разгромлены. Александру же какой смысл разрывать со мною союз? Оставаясь в дружбе с Францией, он может иметь все, что пожелает. Конечно, связи старых династий Европы дают о себе знать. И России, полагаю, весьма неприятно видеть, как ее бывшая союзница Австрия, точно обесчещенная девка, валяется в грязной канаве. Не исключено, что именно затем, чтобы утешить ее и утереть ее зареванное лицо, император Александр и направил графа Чернышева в Тотис.

— Не имею намерений возражать вашему величеству, но девка, которую завалили на пол с задранной юбкой, никогда не воспылает страстью к своему оскорбителю. Да и вся деревня охотно встанет на ее защиту. Разве не так случалось в наших, к примеру, южных краях?

Наполеон не ответил и дал шпоры коню. Лишь когда Савари вновь его догнал, император резко произнес:

— Все они, сидящие на своих династических тронах, только и мечтают о том, как бы скорее встретиться на моей могиле. Кто я для них? Солдат, который сам водрузил на себя корону. И пусть эту корону я заставил сиять всем блеском чистого золота и алмазов, они же, престолонаследники, запятнали свои цезаре кие наряды кровью отцеубийства, грязью междоусобиц, склок и предательства, — они все равно будут еще долго считать меня чужим в своей благородной семье. И заметьте, герцог, чем больше будут меня бояться, тем сильнее будет их отчуждение от меня, солдатского императора!