Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

Еще полтора года назад, когда среди шторма и мрака полярной ночи спешил через эти края в Стокгольм флигель-адъютант полковник Чернышев, его разговор с бывшим Наполеоновым маршалом, накануне усыновленным королем, шел о том, что Швеция никогда не станет воевать против России, даже если на это ее будет толкать Франция. Ныне предстояло обсудить положение уже иное — как обеим державам объединить свои военные усилия, чтобы положить конец Наполеоновой экспансии.

По сути дела, Швеция оказалась жертвой ранее, чем Россия. В конце января солдаты маршала Даву оккупировали на южном берегу Балтийского моря Померанию, еще с семнадцатого века принадлежавшую шведскому королевству. Этим варварским актом Наполеон рассчитывал запугать своего бывшего сподвижника и привязать его к себе. Вышло же по-другому: в апреле Швеция и Россия заключили союзный договор, в котором предусмотрели меры супротив честолюбивых и захватнических планов Франции. Договор вместе со шведской стороной разрабатывал канцлер Румянцев, который и подписал его по поручению царя в Санкт-Петербурге.

Исполнилось два месяца, как неприятель вломился в пределы России. Никаких объяснений с ним уже не требовалось — бои шли у Смоленска.

— Если мне будет позволено вашим величеством высказать свое мнение о начале войны, — начал беседу бывший маршал, — Наполеон предпринял весьма рискованный переход возле Ковно. Если бы у вашего величества было под рукою хотя бы двухсоттысячное войско, вы смогли бы успешно атаковать неприятеля, зайти ему в тыл, перехватить обозы и отбросить французские войска с невосполнимыми потерями назад, за Неман.

Как можно было еще мягче сказать о губительном просчете русских, которые, расположив свои армии у границы, отдалили их друг от друга на такое расстояние, что в нужный момент не смогли их соединить для удара по французам, а сделали добычей Наполеона?

Именно сей порок бросился в глаза и Чернышеву, когда он, воротясь из Парижа, выехал в составе императорской свиты в Вильну и там не удержался, чтобы не высказать свою тревогу в специальном докладе на имя императора.

— Я с большим удовольствием узнал о патриотических пожертвованиях, сделанных вашему императорскому величеству во многих ваших губерниях, — на сей раз смягчил бывший маршал свою тревогу. — Вы восполните потери за счет резерва, тогда как армия Наполеона, ежедневно ослабляемая боями и болезнями, вскоре будет значительно уступать вам по численности.

Александр Павлович, прочитав записку Чернышева, обнял его с глазами, полными слез. Тогда он узрел в предложениях своего флигель-адъютанта свидетельство его природной смекалки. Оказалось, сие было плодом искусной военной науки, выводы которой подтверждал теперь и именитый полководец. Обнять его, как собственного флигель-адъютанта, и сказать, что отныне он станет с ним постоянно советоваться, было недостаточно, чтобы выразить признательность не только преемнику короля, но и знаменитому полководцу.

— У меня — храбрые солдаты, но никуда не годные генералы, — неожиданно сказал царь.

— О, что касается ваших солдат, это истинная правда! — воскликнул Карл Юхан. — Я знаю их по Аустерлицу и Прейсиш-Эйлау.

О генералах он, разумеется, счел неудобным откровенничать, помня об их действиях в тех же самых сражениях. Зато российский император повел свою мысль дальше.

— Надеюсь, ваше высочество, я не открою чужой тайны, если приведу вам слова, которые наш общий друг полковник Чернышев высказал мне однажды о вас, когда вы еще находились во Франции? Он заявил: «Это единственный человек, способный сравниться с Наполеоном и превзойти его военную славу».

Черты бога войны Марса мгновенно отобразились во всем облике принца — плечи стали шире, руки напряглись, словно уже держали палаш, взор воспламенился огнем.

— Еще в период консульства Бонапарта обо мне как о лучшем военачальнике говорил весь Париж, — без ложной скромности согласился с похвалой бывший маршал. — Скажу вашему величеству также по секрету: ревность императора к моей воинской славе явилась одною из главных причин, чтобы от меня избавиться.

— Однако судьба, как мне кажется, не очень спешит доставить вашему сопернику удовольствие безраздельно владеть ратною славою, — улыбка Александра Павловича была восхитительно очаровательною. — Посему выскажусь сразу: как бы вы, ваше высочество, посмотрели на то, если бы я предложил вам возглавить все мои армии? Я совершенно уверен, что, если ваше высочество пожелает принять от меня пост главнокомандующего и повести храбрых русских солдат, им будет обеспечена победа, которая безусловно всецело будет достигнута вашим гением.