Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

— Ради всех святых! Готов перед тобою стать на колени — не допускай этого безумства! Ты можешь погубить всех, в том числе и себя!

— Я знаю, это моя сестра, скопидомка и эгоистка, наделила тебя такой алчностью! — быстро заговорил Наполеон по-итальянски. — Вы боитесь потерять то, что нежданно свалилось на ваши пустые головы. И ты под ее каблуком сам превратился в бабу. Ты — не знавший страха и упрека в боях! Нет уж, мой дорогой родственничек, мы с тобою вместе пойдем в поход против русских и вместе победим или же вместе умрем…

Да, они все, получившие от меня троны, дворцы, уже не хотят умирать и проливать свою кровь за великую Францию. Но у меня, который сделал их богачами и властелинами, нет иной судьбы. Мое богатство — моя власть над миром, где на первом месте Франция и тот образ жизни, который она показывает всем народам. Разве все, что я дал Франции, — гражданский кодекс, который уравнял в правах богатых и неимущих, доступные всем школы и полное, до конца жизни, обеспечение в старости ветеранов войны, наконец, отмена феодального рабства и наделение крестьян собственной землею, — разве всего этого не достойны те же поляки и немцы, австрийцы или русские? Из меня же делают кровожадного зверя, которым пугают детей. А я всего лишь враг тронов, которые оберегают свои собственные привилегии и выгоды! Не будет меня — Европа снова обратится в один огромный сундук, из которого станут черпать сокровища для собственных утех все новые и новые нувориши, ничуть не думающие о благе народов, о благе государств.

Вот почему те, кого рядом со мною не брала пуля и миновали сабельные удары, вдруг забыли о своей доблести. Павлиньи перья и золотая расшивка на военном мундире стали им дороже чести солдата. Но я верну ему, Мюрату, ощущение отваги и воинской доблести. Он снова почувствует, что есть на свете одна священная ценность — великая Франция, за которую не страшно умереть!

Но чего боится Коленкур? Он потерял даже единственное из того, что считал своим счастьем, — любимую женщину. Так почему же он перестал понимать меня?

На очень похожий вопрос, наверное, хотел найти ответ и сам герцог Виченцский. Всегда случается так: требуется умный, хорошо знающий тебя собеседник, чтобы снять с души незаслуженную обиду.

Таким для Коленкура в прежние годы, помнится, был Талейран. В доме на улице Флорантен князь Беневетский встретил давнего друга с распростертыми объятиями и с кривой в то же время, ехидной ухмылкой:

— Говорят, вы, мой друг герцог Виченцский, поставили на императора Александра?

— Будет вам так шутить, — насторожился Коленкур. — Вот и Наполеон мне почти о том же прямо в глаза: сознайтесь, ваш обворожительный друг сделал вас там, в Петербурге, совершенно русским. Вам не кажется, князь, что это крайняя степень оскорбления, которое может испытать такой преданный родине человек, как я?

— Вы и вправду расстроились, милый друг? — склонил набок свою голову Шарль Морис Перигор, и на губах снова зазмеилась коварная ухмылка. — А я, признаюсь, давно поставил на него, Александра. Не удивляйтесь. Мне надо вновь выходить на арену большой политики. Во-первых, поджимает собственный возраст. А во-вторых, подходит, поверьте, время, когда мой талант вновь окажется востребованным Европой. И Европой уже не Наполеона, а скорее — Александра.

— Сознательно ставите на сильного? — не скрыл некоего сарказма Коленкур.

— Не совсем так. Александром надо будет управлять. Он, безусловно, образованный и воспитанный монарх, но вот его дикая страна с отсталыми порядками и темным народом вряд ли может быть допущена в содружество равных наций. Отсюда — сильный как бы с урезанными правами. И это еще не все в том раскладе, который я предвижу и которому обязан способствовать.

— И что же это — «еще»? — начинал чувствовать себя неуютно Коленкур.

— Австрия, мой друг, — кукольное лицо Талейрана стало совсем по-женски кокетливым и одновременно, как случается у жриц светских салонов, исполненным решимости хищницы, знающей, чего она хочет и как этого достичь.

— Да, мой друг, обстоятельство, которое ни в коем случае нельзя упускать из виду, это роль Австрии в будущей Европе. Представьте, Наполеонова Франция может, или, вернее, будет разрушена. Разлетится вновь в клочья Польша, пройдет через катаклизм Пруссия, а с нею вместе прочие германские княжества. Но вот Австрию любыми усилиями следует сберечь от гибели и разрушения. Она — оплот Европы. И на сей счет у меня уже выработана политика, которую я пока не выдам ни вам, ни императору Александру, ни плуту Меттерниху.