Юрий Когинов - Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

Брови Наполеона вскинулись.

— Это похвально, — сказал он. — Я надеюсь, что Швеция всегда будет гордиться тем, что на ее троне — французы.

— Конечно, ваше величество, — подняла глаза наследная принцесса. — Однако я хотела сказать вам, что не намерена забывать свою родину и большую часть года все-таки проводить в Париже, в своем особняке на улице Анжу и на французских курортах.

— Ну да, — как-то быстро согласился император и, взглянув на промолчавшую почти весь обеденный час Марию Луизу, встал из-за стола. — Часто наезжая сюда, вы можете невольно скомпрометировать себя. Вы обязаны показывать и вашим подданным, и народам других стран, что вы — принцесса Швеции, а не жена губернатора, которого якобы я, император Франции, навязал чужой стране. Этого мне еще не хватало! — с раздражением закончил он, но Дезире будто не слышала его последних слов — так она была счастлива уже одним тем, что она снова была рядом с ним.

Теперь Дезире смотрела на Чернышева, и по ее глазам он догадывался, как дорого ей то, что осталось в ее душе от незабываемого вечера в Тюильри. Наконец, словно отвечая на свои мысли, она произнесла:

— Вот я и покинула Париж! Но как это символично — и здесь, на краю света, Франция идет за мною следом. Будто император отдал своим солдатам приказ сопровождать и охранять меня, будущую шведскую королеву и француженку по рождению, чтобы я никогда не забывала, кому обязана своим счастьем. А скажите, граф, много ли моих соотечественников при шведском королевском дворе?

— Там я имел счастье встретить одного настоящего француза и в то же время — уже и шведа, — с удовольствием произнес Чернышев.

— Ах, вы о Жане. Однако я постараюсь напомнить ему о том, что сказал мне на прощание император: для наследного шведского принца главное — оставаться французом. — И без перехода: — Ах, как я завидую вам, граф! Скоро вы будете в моем благословенном Париже. Кстати, поднимемся ко мне, если вас не затруднит. Я хотела бы передать несколько строк моей сестре, испанской королеве, чтобы она наверное знала, что без осложнений я пробралась мимо английских кораблей с пушками и уже нахожусь на шведской земле. Не премину ей обязательно сообщить, что летом мы вместе с нею, как всегда, поедем в Пломбьер.

Дезире быстро перешла площадь, направляясь к гостинице.

— Бр-р! — запрятала она свой очаровательный носик в соболий мех. — И как вы можете переносить такой адский холод? Хотя что я говорю — вы же сами родом с севера. Как вас называет Полина — Северной Осой? А вы, между нами, ей нравитесь. Будете у нее, скажите, что я ее люблю по-прежнему. Впрочем, я всегда мысленно со всеми там, в Париже.

Чернышев слушал и улыбался про себя, представляя, как она вскоре окажется в древнем и мрачном королевском дворце в Стокгольме. Представил ее вечером в обществе короля и королевы. Он — впавший в детство, со слезящимися глазами. Королева — за непременным вязанием, а то еще — за прялкой по давнему обычаю всех женщин этой суровой и трудолюбивой страны. И только один Бернадот, играющий выпавшую ему роль принца и наследника престола, — без умолку развлекающий королевскую чету и ее окружение воспоминаниями о славных боях и походах… Нет, такое не выдержать никому, не то что избалованной парижанке, сердце которой, как крылышки бабочки, должно быть, до сих пор опалено великой любовью к великому человеку.

Ах, бедное сердце и бедный шведский трон!

Однако не станем злословить по поводу женщины. Тем более по поводу сердца той, что станет королевой Швеции. А сердце ее, что ж, обыкновенное сердце обыкновенной женщины. Кто-то любил ее. Кого-то любила она.

И о чем, вероятно, с достаточной долей уверенности можно сказать, — так и не принадлежала тому, кого впервые полюбила в неполных семнадцать.

Что известно нам наверняка — это то, что она до последних своих дней хранила его, Наполеона, письма с той, своей девичьей поры. Только случайно, через много-много лет после смерти, в ее королевской спальне, в старом шкафу, будет найдена связка писем, перевязанных то ли розовой, то ли голубой ленточкой, как водится у самых обыкновенных женщин.

Приехав в Ганновер и сняв в гостинице нумер, Чернышев послал полового с запискою в дом Вальмоденов. Посыльный вернулся с ответом: ваше высокоблагородие просят прибыть в любое удобное для вас время. Отправился тотчас.

Когда-то в Ганновере жил дух древнего рыцарства. Ныне слава этого крупного северогерманского города стала торговой. Однако и ореол воинства не поблек: дом, к коему направлялся Чернышев, еще помнил прямую и высокую фигуру фельдмаршала Вальмодена, а нынче здесь пребывал его сын, тоже небезызвестный генерал.