Эжен Сю - Тайны народа

— Но вы совсем потеряли голову, Жильдас! Отворите дверь.

— Но, сударыня…

— Делайте, что я приказываю! Слышите? Кто-то стучится, кто-то хочет войти. Откройте же дверь.

«Это та сумасшедшая с письмом, — подумал Жильдас, полуживой от волнения. — И к чему я только уехал из моего тихого родного городка?»

Открывая дверь, он чувствовал, как сильно бьется его сердце, но вместо молодой девушки с письмом он увидел перед собой своего хозяина Лебрена с сыном.

Госпожа Лебрен очень удивилась и обрадовалась при виде сына, так как не ждала его прихода из школы. Велледа нежно поцеловала брата, а Лебрен пожал руку жене. Сакровир Лебрен, названный в честь одного из великих галльских патриотов, был высоким и крепким юношей двадцати лет с открытым и смелым лицом. Над его верхней губой и на подбородке начал уже пробиваться пушок.

Целуя его, мать сказала:

— Я не ожидала, что ты придешь сегодня, дитя мое.

— Я зашел за ним и взял его из школы. Сейчас расскажу причину, милая Генори.

— Мы с Велледой удивлялись уж, что ты запоздал. Кажется, волнение в городе растет. Ты слышал, что барабан бил сбор войскам?

— Париж охвачен лихорадкой! — вскричал Сакровир с блестящими от восторга глазами. — Сейчас видно, что у всех сердца бьются быстрее. На всех улицах раздаются зажигательные речи, патриотические воззвания к оружию. О, как прекрасно это пробуждение народа!

— Ну успокойся, энтузиаст, — сказала с улыбкой его мать.

И она провела своим платком по его влажному лбу.

Господин Лебрен тем временем позвал приказчика:

— Жильдас, в мое отсутствие должны были принести ящики.

— Да, сударь, с полотном и стеклом. Они там, в комнате за магазином.

— Хорошо, оставьте их там и, главное, не подходите с огнем к тюкам.

«Значит, это легко вспыхивает, как кисея и газ? — подумал Жильдас. — А между тем тюки тяжелы, как свинец. Удивительные вещи здесь происходят, право!»

— Милый друг, — сказал Лебрен жене, — нам надо поговорить. Не пойти ли в твою комнату, пока Жаника будет тут накрывать на стол? А вы, Жильдас, закройте ставни в магазине. Сегодня уж не удастся поторговать.

— Закрыть магазин? О, сударь, вы совершенно правы! Я сам давно думал об этом.

Ион побежал исполнять приказание хозяина, который крикнул ему:

— Только не заставляйте ставнями входную дверь, потому что ко мне должны прийти! Приходящих вы приведете в комнату за магазином и скажете мне.

— Слушаю, сударь, — ответил Жильдас со вздохом. Он предпочел бы, чтобы магазин был закрыт совершенно, а входная дверь заперта железным засовом.

— А теперь, мой друг, — сказал Лебрен жене, — пойдем наверх в твою комнату.

Уже почти совсем стемнело. Вся семья собралась в спальне Лебрена и его жены.

— Милая Генори, — сказал Лебрен торжественным голосом, — мы накануне важных событий.

— Я так и думала, мой друг, — ответила задумчиво жена.

— Вот в каком положении дела в данный момент. Тебе надо знать это, чтобы судить о том, правильны ли мои решения или нет. После трех месяцев, в течение которых устраивались банкеты реформистов, депутаты призвали вчера народ на улицы. Но мужество изменило этим агитаторам в последнюю минуту, и они не решились явиться на ими же самими назначенное свидание. Мы не удовольствуемся теперь мелочными уступками и полумерами. Народ хочет свержения монархии, хочет республики, добивается политических прав для всех. Мы желаем доступного для всех образования, благосостояния, работы, кредита, открытого для всех, кто заслуживает его честностью и работой. Вот чего мы желаем, жена. Правы мы или нет?

— Правы, — сказала госпожа Лебрен твердым голосом, — совершенно правы!

— А теперь я тебе скажу, чего мы не желаем. Мы не хотим, чтобы всего двести тысяч избранных и привилегированных избирателей одни решали судьбу тридцати восьми миллионов пролетариев и мелких собственников. Ведь это то же рабство, ведь точно так же наши предки были крепостными у кучки пришлых завоевателей, которые грабили и эксплуатировали их в течение двадцати столетий. Мы не желаем выборного или промышленного феодализма, точно так же как феодализма прежнего, как отношений завоевателей к покоренным. Правильно ли я говорю?

— Все это так! — сказала госпожа Лебрен с волнением. — Рабство существует и до сих пор. Я видела, как женщины, не имея достаточного заработка, истомленные непосильным трудом и нуждой, медленно умирали с голоду. Я знаю девушек, находящихся в рабстве у фабрикантов, которым приходится выбирать одно из двух: или быть обесчещенной, или бросать место, то есть идти на голодную смерть. Я знаю, как мелким торговцам, честным, работящим и интеллигентным, приходится быть рабами крупных промышленников и банкиров, приходится разоряться и гибнуть вследствие каприза или жадности этих последних. Да, твоя решимость справедлива, и ты правильно поступаешь, потому что, если тебе и удавалось до сих пор счастливо избегать неудач, то, во всяком случае, ты должен помочь в несчастьях своим братьям.