— Так точно! — У Бурлака душа, казалось, пела, но он привык сдерживать свои эмоции и сейчас не изменил своей привычке.
Малинин произнес:
— Я через час еду в штаб 65-й армии генерала Батова, так что поспешите с командировочной, я должен подписать ее вместо командующего фронтом. В час дня вылетите, а часам к трем будете уже в госпитале.
Все так и произошло, как говорил начальник штаба фронта. Приземлились в Москве на Центральном аэродроме. Февраль в столице выдался вьюжный, повсюду намело много сугробов. Москва, однако, успешно жила, трудилась, поставляла фронтам немало боевой техники и оружия. Лица у москвичей сурово-сдержанные, но почти у каждого, с кем Бурлак встречался, на устах звучало гордое слово «Сталинград». Иван Лукич гордился тем, что в минувшей битве на Волге есть и частица его жаркого сердца. Воевал он на совесть, а что был ранен дважды — что поделаешь, война! На аэродроме он взял такси и через час-полтора уже входил в приемный покой Центрального госпиталя.
— Вы к кому, товарищ майор? — веселой улыбкой встретила его дежурный врач, уже немолодая женщина с серыми выразительными глазами и открытым смугловатым лицом.
— У вас лежит моя жена, медсестра с Донского фронта, — сдерживая волнение, произнес Бурлак. — Фамилия ее Бурмак Оксана Сергеевна. Она сопровождала в ваш госпиталь раненого работника штаба фронта, а потом и сама заболела.
— Есть такая, я как раз дежурила, когда ее положили в гинекологию, — сказала врач. Она раскрыла журнал, что-то в нем нашла и добавила: — Второй этаж, сто пятая палата. Найдете?
— Да! — Он хотел было идти, но дежурный врач потребовала предъявить документы.
— Мне нужны удостоверение личности и командировочное предписание, — уточнила она.
— У меня все это есть…
Врач сделала пометку в журнале посещений больных, вернула Бурлаку документы и предупредила, что сегодня же ему следует встать на учет в военной комендатуре.
— Я все сделаю, что надо, — заверил врача Бурлак. — Посижу немного у жены, а затем поеду в комендатуру, иначе мне не дадут номер в гостинице.
Он направился к выходу, но дежурный врач задержала его:
— Скажите, если не секрет, вы воевали под Сталинградом?
— Да. Вы, наверное, слышали об армии фельдмаршала Паулюса? — Иван Лукич пристально смотрел на врача. — Так вот мы разгромили выкормыша Гитлера, он находится сейчас у нас в плену, а в Германии по этому случаю был трехдневный траур.
Он ждал, что врач разделит его радость, однако в ее больших, слегка распахнутых глазах затаилась печаль. «Видно, под Сталинградом у нее кто-то воевал», — подумал майор. Она промолвила:
— Там, на Мамаевом кургане, погиб мой родной брат. — Она тяжко вздохнула. — Был он артиллеристом. Может, слышали фамилию Скворцов?
На минуту Бурлак задумался.
— Нет, не слышал, — грустно сказал он. — Сам я танкист, с артиллеристами мало был связан. Примите мои соболезнования. Там таких ребят, как ваш брат, полегло достаточно…
Бурлак тихо вошел в палату. На койке, что стояла у окна, лежала Оксана. Вероятно, она еще спала: глаза закрыты, дыхание ровное.
«Бедняжка, лицо желтое, как корка лимона», — подумал Иван Лукич и почувствовал, как затрепетало сердце. Он смотрел на Оксану, и ее лицо виделось ему, как в тумане. «Кажется, я дал волю своим чувствам, — упрекнул он себя, хотя не мог оторвать от Оксаны глаз. В его ушах все еще звучал голос лечащего врача, с которой он беседовал перед входом в палату.
— Чем она болеет? — спросил Бурлак невозмутимо, сдерживая вдруг охватившее его волнение.
Врач, стройная, лет тридцати женщина, с мягким голосом и розовощеким лицом, взглянула на Ивана Лукича с лукавой улыбкой:
— Она вам сама скажет. — Ее глаза заблестели, как сливы после дождя. — Ночью ей ставили капельницу, сняли температуру, и ей стало лучше, хотя приступ может повториться.
— Дали бы ей таблетку антибиотика, и в организме сразу бы угасло воспаление, — горячо произнес Бурлак. — Я это испытал на себе, когда лежал раненый в госпитале. Что, у вас нет антибиотиков?
Врач улыбнулась, но тут же улыбка слетела с ее губ, и она сказала негромко, но твердо:
— Ей нельзя давать антибиотики!..
Бурлак, краснея, усмехнулся.
— Нельзя? — Он до боли сжал губы. — Странно, однако…
— Ничего странного в этом нет, товарищ майор, — возвысила голос врач, и Ивану Лукичу показалось, что она обиделась, хотя старалась это скрыть. Брови у нее приподнялись. — Антибиотик поможет снять воспаление, но нанесет вред ее здоровью. Так что рисковать мы не стали…
Читать дальше