«Голова Злодея», которую теперь все так и называли, была предъявлена Карлу Стюарту в его личных покоях в присутствии лишь графа Арлингтона, герцога Бекингема и сэра Джозефа Уильямсона, однако все прошло не так, как ожидал монарх.
Уже на пристани люди начали приходить посмотреть на содержимое бочки. Новость о том, что на корабле «Ласточка» прибыли останки палача, отрубившего голову первого Карла, мгновенно облетела город, и экипажи аристократов, знатных дам и чиновников, стоявших на страже закона, смешались с толпой зевак, грубых подмастерьев и простого люда. Все они заглядывали в бочку за особую плату. Что ж, решил дежурный на пристани, крышка-то бочки не заколочена, к тому же на ней не имеется королевской печати, поэтому капитан, сопровождавший груз, вполне достоин получить плату за его перевозку. Очень быстро народ оценил шутку: усохшая голова с нелепым чубом в просмоленной бочке, на которой красовалась надпись, намекающая на неизбежный конец всех королей, вызвала сначала понимающие улыбки, а потом и шквал глумливого смеха. Тьернан Блад, скрытый в толпе под плащом с капюшоном, приблизился к бочке и, увидев знакомые идущие наискось шрамы, хохотал громче всех.
Вспоминали давнишний стишок придворного острослова, который теперь случился как нельзя кстати:
Он думал долго, наконец поняв,
Что жизнь прожил он, будучи не прав.
Орудье мысли — здесь, в грязи густой,
Того, кто мудр был, остер и горд собой.
Художники делали зарисовки реликвии, чтобы потом издать их в виде гравюр в памфлетах, расходившихся за несколько часов среди огромного числа людей, чье недовольство росло с каждым днем — как непомерными налогами для ведения третьей войны с Голландией, так и вопиющими расходами на содержание королевских фавориток и бастардов. Бесчестные тайные договоры второго Карла Стюарта с католической Францией, предательство им голландского короля, этого безупречного протестанта, отсутствие законных наследников престола — все вызывало разочарование англичан в своем беспутном короле, некогда красавчике-юноше, а теперь стареющем развратнике, цинике и тайном вероотступнике.
Накрыв бочку крышкой, Карл с показным безразличием криво усмехнулся. За каминную решетку полетели свиток пергаментной бумаги и деревянная дощечка, после чего король сделал знак Арлингтону уничтожить и саму бочку. Теперь король желает навестить свою любовницу Луизу де Керуаль и новорожденного сына. Когда монарх вышел, дюжина часов в его покоях стала бить двенадцать, и их гулкие удары, сопровождаемые мелодичным звоном, вторили шагам короля и топоту монарших спаниелей, прибежавших, дабы сопроводить хозяина. Арлингтон поклонился вслед королю, а затем приказал Уильямсону, который в свою очередь приказал Чиффинчу убрать столь оскорбительный для монарших глаз предмет. Бекингем же ушел еще до того, как сгорел пергамент.
Чиффинч, королевский кастелян, дал знак охраннику, который в ответ, сбежав по лестнице, подозвал проходившего мимо дежурного. Тот открыл дверь на внутреннюю лестницу и крикнул с улицы носильщика. Носильщик с помощником забрали бочку и, спустив ее с грохотом по ступенькам, погрузили в лодку'. Приказано было выбросить бочку в воду вниз по течению Темзы. Лодочник доплыл до доков, где и швырнул свой груз в темные воды лондонской реки.
Прошли недели, древесина подгнила, и бочка развалилась, исторгнув голову в воды прилива, словно родив ее вновь. Постепенно череп с выступающим лбом и челюстью, вобравшими в себя грязь бурной реки, прибило к берегу неподалеку от Уоппинга, где он и лежал, пока не был найден мальчиком, что бродил в прибрежных водах в поисках угрей.
Из дневника Марты Кэрриер
Андовер, Массачусетс, четверг, 28 января 1692 года
Моя дорогая и горячо любимая дочь Сара!
Если ты когда-нибудь прочитаешь эти строки, то, конечно, удивишься нежности обращенных к тебе слов, ибо мы так часто ссорились друг с другом. Говорят, что если дочь по характеру пошла не в отца, а в мать, то между ними непременно возникнут разногласия. И в доме нашем, с тех пор как ты сделала первые шаги, раздоры бывали нередко. Но ты должна знать, что, хотя я не единожды строго наказывала своих детей, бранила, била и распекала их, я все равно всегда их любила.
Читать дальше