П. Васильев - Суворов. Чудо-богатырь

— Сносной? — горько улыбнулся молодой князь. — Благодарю за откровенность. Но не раскайтесь ли вы впоследствии, что выходили замуж без любви?

— Говорят, любовь приходит впоследствии… От вас будет зависеть, чтобы она пришла поскорее, — улыбнулась герцогиня.

— Постараюсь.

— Вы говорите таким тоном, — продолжала улыбаться молодая девушка, — как бы хотели сказать: «Постараюсь не опоздать к обеду». Не особенно, значит, нужна вам любовь моя… Прав был прусский король и курфюрст баварский…

— В чем?

— В том, что я не должна выходить за вас замуж.

— Да?!

— Да, мне пришлось вынести много неприятностей от коронованных родственников за то, что я согласилась принять ваше предложение… Мне предлагали руку владетельные принцы.

— Очевидно, они были хуже меня, если вы предпочли меня им, — отвечал князь.

— Мне говорили, mon bon ami, что вы храбры, очень храбры, а теперь я вижу, что вы и самонадеянны.

— Что поделаете, chere duchesse, самонадеянность близко граничит с храбростью и наоборот, — отшучивался князь Аркадий.

Пикировка молодых людей была прервана всеобщей суматохой… Оркестр играл вальс, и гости увидели несущегося по залу генералиссимуса с его адъютантом вместо дамы. Старик танцевал не в такт, но с большим оживлением. Оригинальная пара налетала на танцующих, производила переполох, и несколько пар лежало уже на полу. Гости с недоумением, но снисходительно смотрели на проделку чудака-полководца, который решил в этот вечер вконец удивить хозяина дома и его гостей.

Окончив вальс, Суворов пошел в сопровождении хозяина дома пройтись по гостиным. В одной из них он увидел картину, изображавшую отступление армии Моро. Всмотревшись внимательно в картину, он воскликнул с притворным негодованием:

— Неверно, неверно… Моро не так отступал… Хотите граф видеть, как отступал Моро? — обратился он к Вальденроту.

— С удовольствием, — отвечал тот, не поняв вопроса.

Суворов подобрал фалды мундира и бросился бежать по комнатам. Добежав до танцевального зала и растолкав танцующих, выбежал генералиссимус на лестницу и, спустившись вниз, сел в карету и уехал домой.

Выходка генералиссимуса озадачила гостей, обидела хозяина и сделалась темою продолжительных разговоров.

Граф Вальденрот сделал вид, что принимает эксцентричный побег генералиссимуса за милую шутку старика оригинала, но многие видели в ней намеренное оскорбление зятя барона Тугута. По адресу Суворова начали раздаваться выражения вроде: «Варвар, не отполированный цивилизациею» и т. п.

Княгиня фон Франкенштейн горячо приняла своего старого друга под свою защиту, стараясь оправдать его выходки и доказывая неправильность взглядов на Суворова, как на необразованного человека.

Граф Эстергази, сначала тоже считавший генералиссимуса необразованным человеком и разубедившийся впоследствии, явился союзником княгини, доказывая, что образование Суворова соответствует его исполинскому уму.

В то время как Суворова чествовали за границей, в Петербурге, в ожидании его возвращения, готовили ему необыкновенно торжественную встречу.

По церемониалу все войска должны были быть расставлены шпалерами по пути следования генералиссимуса за заставу. Встречать его они должны были барабанным боем. Придворные кареты и эскорт конюшенного ведомства должен был отправиться навстречу герою в Стрельну, откуда и предполагалось начало триумфального шествия… Массы народа съезжались в Петербург, чтобы приветствовать славу и гордость России. Сам государь ожидал своего полководца с нетерпением.

При таких обстоятельствах злоба и зависть должны были примолкнуть. Примолкли недоброжелатели российского цезаря, но от недоброжелательства своего не отказались, они ждали только удобного момента, чтобы пустить все пружины в ход, что было не так трудно при переменчивом характере императора Павла.

Недоброжелатели группировались вокруг графа Палена, тогдашнего петербургского генерал-губернатора. Он, как заклятый, но тайный враг Суворова и как лицо, близко стоящее к государю, мог возбудить в монархе подозрение, нужно было только действовать осторожно. Прямые наветы и наговоры могли повредить самому наговорщику. Государь не любил наушничества и сплетничества, нужно было задеть слабую струнку больной души Павла Петровича, и граф Пален сделал в этом направлении попытку.

В разгар приготовлений к встрече генералиссимуса генерал-губернатор обратился к государю с вопросом: