П. Васильев - Суворов. Чудо-богатырь

— Полно, мой ангел, не сердитесь, — целовал светлейший ручки хорошенькой женщины, — помиримтесь. Сознаю, что я погорячился, самолюбие мое было задето, но вы прекрасно знаете, что жизнью солдат я дорожу и не стану ими жертвовать, пока не настанет время, а время еще не настало.

— Дайте мне слово, что вы больше не будете рисковать собою, — со слезами на глазах говорила певица, с мольбою протягивая к нему руки.

— Даю, даю торжественное обещание, — отвечал, смеясь, Потемкин, заключая красавицу в свои объятия.

— Ах, Боже мой, я и забыл, что меня ожидает Александр Васильевич Суворов.

— Опять этот противный старик, опять он будет сбивать вас с толку и, я уверена, заставит согласиться на штурм.

— У Потемкина своя голова, здесь царит только его воля, и никто не может его заставить, — гордо отвечал главнокомандующий, поднимаясь во весь рост.

По уходе светлейшего драпировки зашевелились, и из-за них вышел Бендеров.

— На сегодня опасность вы отклонили, маркиза, — сказал он фаворитке, — вы задели самолюбие князя. Но за завтра я не отвечаю. Употребите все усилия, чтобы удержать главнокомандующего от штурма хотя бы на две недели. Гассан-паша просит только две недели, в это время к нему будут доставлены подкрепления.

— Вы видите, я делаю все, что от меня зависит. Пусть же и Гассан-паша предпримет что-нибудь со своей стороны. Пусть покажет Потемкину, что не боится его. Сегодня ночью самый подходящий случай. Генералы и офицеры будут на балу, армия останется без начальников, и если Гассан-паша сделает, как я ему писала, вылазку, он отодвинет штурм на долгое время.

— Паша уже приготовился к вылазке, — отвечал перебежчик.

Храм Развлечений блещет огнями, звуки музыки льются в тихом ночном воздухе, в открытых окнах мелькают танцующие пары. Веселится Потемкин со всей своей многочисленной свитой, не чуя возле себя измены, один только секретарь генерал Попов чувствует не по себе и тревожным взором обводит танцевальный зал.

— Не видел Вендерова? — спрашивал он Путилина.

— Нет, видел его в начале бала, он о чем-то шептался с маркизой и вскоре исчез.

— В том и дело, что исчез, — тревожился Попов, — я посылал за ним в лагерь, но и там его не нашли.

— Голову даю на отсечение, если он, окаянный, не в Очакове, — вскричал Путилин, — готовит какой-нибудь сюрприз… Нужно предупредит светлейшего.

— Гм… Ладно, времени терять нечего, я сейчас же предупрежу князя, а ты немедля отыщи Елену Алексеевну Решетову и, не вдаваясь в подробности, попроси ее от моего имени, чтобы эти дни она одна никуда не удалялась и по возможности держалась около мужа…

В то время как потемкинский секретарь условливался с молодым офицером, сзади них за кадкам с померанцевыми деревьями мелькнуло платье маркизы де Риверо. Она с несвойственной ей поспешностью направилась к тому месту, где Потемкин разговаривал с принцем де Линь. Ее высоко вздымавшаяся грудь, ее испуганный взгляд изобличали в ней сильное душевное волнение. «Боже мой, Боже мой, — повторяла она про себя по-итальянски, — едва не погибла… нужно предупредить…» — и, подойдя к Потемкину, она попросила минуту разговора наедине.

— Что с вами, дорогая маркиза, вы взволнованы, что такое случилось? — с участием спрашивал главнокомандующий.

— Измена, князь, измена, — задыхаясь, проговорила певица.

— Измена! Где?

— Здесь, князь. Изменник — ваш крестник Бендеров.

— Маркиза, вас ввели в заблуждение.

Певица улыбнулась.

— Слушайте, князь, вот уже полчаса, как я ищу вас. Полчаса, может быть, час тому назад Бендеров просил меня выслушать его наедине по очень важному делу… Я провела его под померанцы. То, что он мне сказал, повергло меня в ужас… я хотела кричать, звать вас, генералов… но он достал из-за пояса пистолет и сказал, что разможжит мне голову, если я только открою рот.

— Что же он вам сказал? Говорите скорее, маркиза.

— Он предлагал мне от имени очаковского коменданта десять тысяч червонцев за то, чтобы я… ну словом, чтобы я отвлекла ваше внимание от войск, чтобы я незаметно всыпала в ваш бокал какой-то сонный порошок… я с Суворовым он обещал сам управиться… Турки утром должны сделать вылазку… Я схватила его за руку и хотела крикнуть, но он показал мне пистолет… «Я ухожу от вас навсегда, маркиза, к моим братьям, — сказал он, — но если вы скажете хотя бы кому бы то ни было слово о том, что я вам сказал, раньше как через полчаса после моего ухода — вам несдобровать… Мой сообщник здесь, он будет следить за вами и вонзит в вас кинжал…» Боже мой, не теряйте ни минуты, дорогой князь!