Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

— Не жури его, Люси, — сказал он однажды, — мальчику уже одиннадцать лет, пора ему уметь постоять за себя. Научи его любить Бога, быть честным, правдивым, но не мешай ему развивать свои силы. В наше время необходимо всем учиться владеть оружием. К счастью, наша королева протестантка, и мы можем спокойно молиться Богу по-своему. Но может статься, что у нас снова возникнут смуты, если королева выйдет замуж за католика. Кроме того, Филипп Испанский хочет подчинить себе Англию, и потому каждый из нас должен быть готовым в любую минуту взяться за оружие для защиты веры и отечества. Словом, я желаю, чтобы сын мой был не только хорошим христианином, но и храбрым воином.

В Кентербери есть несколько благородных горожан, и среди них мы, наверное, найдем Филиппу хороших наставников.

Люси не стала противоречить мужу, однако решила заручиться содействием Гаспара Вальяна, чтобы уговорить его не воспитывать в мальчике воинственные наклонности. И когда Гаспар, по обыкновению, зашел с женою вечером на ферму, она обратилась к нему с этой просьбой. Но Гаспар оказался вполне согласным с ее мужем.

— Если бы времена были другие, — ответил он ей, — я посоветовал бы воспитать в мальчике будущего фермера; но в наши дни мечом действуют не ради славы, но ради права спокойно молиться Богу. Сейчас в Пуасси созван собор, на котором наши лучшие проповедники в присутствии юного короля, принцев и всего двора обсуждают вопрос о вере вместе с кардиналом Лотарингии и прелатами римской церкви. Возможно, что по окончании собора издан будет указ, разрешающий гугенотам совершать свое богослужение; но это приведет в бешенство Гизов и всех папистов, подстрекаемых Римом и Филиппом Испанским, и тогда возникнет кровопролитная борьба…

— Но, Гаспар, не будет же война длиться целые годы?

— Она может длиться в течение нескольких поколений, — отвечал мрачно Вальян, — и кончится лишь тогда, когда из Франции совсем изгонят реформатскую веру, или вся страна будет протестантской.

Таким образом, благодаря отцу и родственникам-французам, Филипп Флетчер получил не совсем обычное для английских мальчиков воспитание. У гугенотов он научился быть мужественным, решительным и в то же время скромным. Ростом он был несколько выше среднего и худощав, но зато весь состоял из мускулов и нервов и в борьбе с своими товарищами по школе обнаруживал свое превосходство. Уменьем держаться, ловкостью и живостью он напоминал более своих французских предков, а во всем остальном был истинным англичанином: волосы его были светло-русые, а глаза синие, блестевшие смелостью и веселостью. Но смеялся он редко; вращаясь постоянно среди гугенотов, он научился подавлять свои чувства, и оставался степенным и молчаливым слушателем. Но когда он находился среди своих школьных товарищей-англичан, то участвовал с ними во всех спортах и играх, а в случае ссоры принимал всегда сторону слабых и обиженных.

Однако, большую часть времени он проводил в колонии гугенотов и у своего дяди. Тут у него было также много сверстников; они ходили в свою школу и обучались у пастора своей церкви. Среди этих юношей-французов происходил обыкновенно серьезный, озабоченный разговор.

Не проходило недели, чтобы какие-нибудь беглецы, проезжавшие через Кентербери, не приносили тревожных вестей с родины.

Уступки, сделанные гугенотам после религиозного собеседования в Пуасси, привели в ярость католиков, а зверский поступок герцога Франсуа Гиза послужил поводом к войне: проезжая с большим отрядом через город Васси в Шампаньи, он увидел гугенотов, отправлявших богослужение в овине, и напал на них. Около шестидесяти человек, в том числе множество женщин и детей, были бесчеловечно убиты и более ста ранены. Протестанты требовали, чтобы герцог Гиз был наказан; но на это справедливое требование не обратили внимания. Напротив, въезжая, несмотря на запрещение Екатерины Медичи, в Париж, он был принят народом с королевскими почестями. Кардинал Лотарингии, брат герцога, сам герцог и его сторонники, коннетабль Монморанси и маршал Сент-Андре, заняли в столице такое положение, что Екатерина Медичи вынуждена была уехать из Парижа в Мелун, в надежде с помощью протестантов ослабить власть Гизов в государстве. Оставил Париж и принц Конде с дворянами-гугенотами, и к нему стали стекаться гугеноты со всех концов Франции. Адмирал Колиньи, лучший из вождей гугенотов, колебался начать междоусобную войну во Франции, но увещевания его благородной жены, братьев и друзей одержали верх над его нерешимостью.