Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

Мержи почувствовал, как холодный пот покрыл все его тело. Он блуждающими глазами смотрел на Диану де Тюржи, чьи черты выражали странное соединение отчаяния и торжества. Ужасающий грохот, поражавший его слух и наполнявший весь город, достаточно ясно подтверждал справедливость страшной новости, которую он только что услышал. Несколько мгновений графиня стояла неподвижно, молча устремив на него взоры; только пальцем, указывающем на окно, казалось, хотела она возбудить воображение Мержи, чтобы оно нарисовало ему кровавые сцены, которые можно было себе представить по этим людоедским крикам и освещению. Мало-помалу выражение лица ее смягчилось, дикая радость исчезла, остался ужас. Наконец, упав на колени, она вскричала умоляющим голосом:

— Бернар, заклинаю тебя, спаси свою жизнь, обратись в католичество! Спаси свою жизнь и мою, которая зависит от твоей!

Мержи бросил на нее дикий взгляд, а она, не вставая с колен, следовала за ним, протянув руки. Не отвечая на ее мольбы, он побежал в глубь комнаты, где схватил свою шпагу, оставленную на кресле.

— Несчастный, что же ты собираешься сделать? — воскликнула графиня, подбегая к нему.

— Защищаться! Меня не зарежут, как барана!

— Безумный, тысячи шпаг не спасли бы тебя! Весь город под оружием. Королевская гвардия, швейцарцы, горожане, народ — все принимают участие в избиении, и нет ни одного гугенота, к груди которого в настоящую минуту не было бы приставлено до десятка кинжалов. Осталось только одно средство избавиться от смерти — сделайся католиком!

Мержи был храбр, но, думая об опасностях, которые, по-видимому, предвещала эта ночь, он на минуту почувствовал, как подлый страх шевельнулся в глубине его души; мысль спасти себя отречением от своей веры мелькнула у него в уме с быстротою молнии.

— Я отвечаю за твою жизнь, если ты сделаешься католиком, — сказала Диана, сложив руки.

«Если я отрекусь, — подумал Мержи, — я буду презирать себя всю жизнь». Одной этой мысли было достаточно, чтобы храбрость вернулась к нему и еще удвоилась чувством стыда за минуту слабости. Он нахлобучил свою шляпу, застегнул портупею и, обмотав плащ вокруг левой руки вместо щита, с решительным видом двинулся к двери.

— Куда ты идешь, несчастный?

— На улицу! Я не хочу огорчать вас тем, что меня зарежут в вашем доме, у вас на глазах.

В голосе прозвучало такое презрение, что графиня была подавлена. Она загородила ему дорогу. Он грубо оттолкнул ее. Но она ухватилась за полу его камзола и на коленях поволоклась за ним.

— Оставьте меня! — закричал он. — Что же, вы хотите сами предать меня кинжалам убийц? Любовница гугенота может еще искупить свои грехи, принеся в жертву своему богу кровь возлюбленного.

— Остановись, Бернар, умоляю тебя! Одно мое желание — чтобы ты спасся! Пощади свою жизнь для меня, милый! Спаси себя во имя нашей любви… Согласись произнести одно лишь слово — и, я клянусь тебе, ты будешь спасен!

— Как? Мне принять религию убийц и разбойников! Святые мученики, я иду, чтобы присоединиться к вам!

Он так порывисто вырвался из рук графини, что та с размаху упала на пол. Он хотел уже открыть выходную дверь, как вдруг Диана, вскочив с проворством тигрицы, бросилась на него и сжала его в своих объятиях крепче сильного мужчины.

— Бернар! — вскричала она вне себя, со слезами на глазах, — таким, я люблю тебя больше, чем если бы ты сделался католиком! — и, увлекши его к дивану, она упала вместе с ним, покрывая его поцелуями и обливая слезами.

— Останься здесь, любовь моя единственная, останься со мною, храбрый мой Бернар! — говорила она, сжимая его и обвивая своим телом, как змея обвивает добычу. — Здесь, в моих объятиях, они не будут искать тебя; им придется убить меня, чтобы добраться до твоей груди! Прости меня, мой милый; я не могла заранее предупредить тебя о грозящей опасности. Я была связана страшной клятвой. Но я спасу тебя, или погибну вместе с тобою!

В эту минуту во входную дверь громко постучали. Графиня пронзительно вскрикнула, а Мержи, освободясь от ее объятий, не снимая плаща с левой руки, почувствовал в себе столько силы и решимости, что, не задумавшись, бросился бы очертя голову на сотню убийц, если бы они перед ним явились.

В Париже почти во всех входных дверях домов были сделаны маленькие квадратные отверстия с очень мелкой железной решеткой, чтобы обитатели дома могли раньше удостовериться, вполне ли безопасно для них открыть двери. Часто даже тяжелые дубовые двери, снабженные большими гвоздями и железной обивкой, не казались достаточно благонадежными для осторожных людей, которые не хотели сдаваться иначе, как после правильной осады, поэтому с обеих сторон дверей делались узкие бойницы, из которых, не будучи замеченным, осажденный мог сколько угодно подстреливать осаждающих.