Анатолий Домбровский - Платон, сын Аполлона

Впрочем, в жизни Кратил не следовал этим принципам, поскольку в его утверждениях — и он это знал — содержится то же противоречие, что и в шутке о лжеце: если лжец говорит о том, что он лжёт, то таким образом он говорит правду и, стало быть, он не лжец, но если лжец говорит, что говорит правду, значит, он действительно лжец, — и так до бесконечности. И вот получается: если ни одно из суждений не является истинным, то не является истинным и это суждение и, стало быть, истинные суждения существуют, среди которых, возможно, и это; вследствие чего ни одно из суждений не может быть истинным и т.д.

Платону нравилась эта словесная игра, которую он часто затевал со своими младшими братьями Главконом и Адимантом. Впрочем, игра игрой, но вот что он всё-таки вынес из философских мудрствований Гераклита, Калликла и Кратила: мир действительно переменчив, а потому наши представления о нём далеки от истины. Иной точки зрения придерживаются элеаты, последователи Ксенофана и Парменида из Элеи. Они утверждают, что мир является единым, недвижимым и истинным, а наши чувства обманывают нас. Умерший двадцать с лишним лет назад Зенон Элейский придумал много остроумных доказательств тому, что множественность вещей и движение невозможны, так как обратное утверждение приводит к неразрешимым противоречиям, которые Зенон назвал апориями [20] Апория — безысходность, невозможность, недостаток; кажущееся непреодолимым логическое затруднение, противоречие при разрешении проблемы. В древнегреческой философии особой известностью пользовались апории Зенона, Платона, Аристотеля и скептиков. . Его знаменитая апория «Ахилл» даже весьма мудрых людей приводит в замешательство. Суть этой апории в следующем: если бы Ахилл, знаменитый бегун, вздумал догнать черепаху, которая отправилась в путь раньше его, то ему это, вопреки здравому смыслу, никогда бы не удалось, поскольку, прежде чем пробежать весь отрезок пути, отделяющий Ахилла от черепахи, ему надо сначала пробежать половину этого отрезка, но прежде — половину половины, до того — половину четверти, половину восьмой части, шестнадцатой, тридцать второй, шестьдесят четвёртой — и так до бесконечности. Из апории следовало не только то, что Ахилл никогда не догонит черепаху, но и самое главное: ему вообще не удастся сдвинуться с места. Значит, движение невозможно. И если чувства и опыт говорят нам о том, что движение всё же существует, то это ложь. Чувства нас обманывают.

Платон же склонялся к мысли о том, что истина принадлежит не вещам и чувствам, а идеям вещей и всего, что существует в этом мире. Идеи чисты, неподвижны и вечны, а всё, что мы видим и слышим, к чему прикасаемся, что обоняем и испытываем на вкус, — переменчиво, как и сами наши ощущения. Истина достигается не опытом, а размышлением. Сократ это размышление называет воспоминанием. Мы извлекаем истину не из чувств, а из нашей бессмертной души, которая причастна вечному миру идей. Извлекая из души истину, мы определяем лучшее, что может воплотиться в вещи, в поступке, в действиях отдельного человека и всего общества в целом. Познание самого себя, своей души — источник всех благ. И нет ничего более достойного, чем это познание: познай самого себя — и ты познаешь весь мир... Вот почему слова Хилона из Спарты [21] Спарта — древнегреческий полис в Лаконике (Пелопоннес), превратившийся в крупное государство. Спартиаты владели равными участками государственной земли с прикреплёнными к ним рабами-илотами, сами занимались главным образом военным делом — ориентация на постоянную боевую готовность стала отличительной чертой быта спартанцев. : «Познай самого себя» — написаны золотом на мраморной доске, вмурованной в стену храма Аполлона в Дельфах. Ему же приписывают и другое изречение, которое Платон так кстати вспомнил, когда Антисфен, пылко жестикулируя в разговоре, чуть не сорвал фибулу [22] ...сорвал фибулу... — Фибула — пряжка для скрепления одежды. с его плеча:

— Когда говоришь, руками не размахивай — это знак безумства.

На это Антисфен ответил тоже словами Хилона, отчасти невпопад:

— Не грезись: это дело бабье.

— Алкивиад, кажется, твой родственник? — заговорил, протиснувшись к Платону, Аполлодор. — Пойди обнимись с ним, чтобы покрасоваться в блеске его славы.

— Все боги — родственники... — начал было Платон, но не закончил, потому что Перикл-младший вдруг предложил Сократу и всем собравшимся прогуляться к Иллису.