Артур Конан Дойл - Изгнанники (без указания переводчика)

— Да, Ваше Величество, — ответил Лувуа, — это действительно Людовик де Бюад, граф де Фронтенак, бывший губернатор Канады.

— Мы рады видеть вас вновь на нашем приеме, — проговорил монарх старому дворянину, нагнувшемуся поцеловать протянутую ему белую королевскую руку. — Надеюсь, холод Канады не заморозил вашего горячего чувства преданности нам.

— Это не мог бы сделать даже холод смерти.

— Ну, надеюсь, этого не случится еще много лет. Нам хотелось поблагодарить вас за все хлопоты и заботы о нашей провинции. Вызвали же вас сюда главным образом для того, чтобы выслушать из ваших уст доклад о положении дел там. Но прежде всего — так как дела, касающиеся Бога, важнее дел даже Франции, — как идет обращение язычников?

— Нельзя пожаловаться, Ваше Величество. Добрые отцы иезуиты и францисканцы сделали все, что в силах, хотя и те и другие не прочь пренебречь благами будущего мира ради настоящего.

— Что вы скажете на это, отец мой? — обратился, подмигивая, Людовик к своему духовнику-иезуиту.

— Если дела эти имеют отношение к будущему, то хороший патер, как и всякий добрый католик, обязан направлять их как следует.

— Совершенно верно, Ваше Величество! — подтвердил де Фронтенак, но румянец вспыхнул на его смуглом лице. — Пока Ваше Величество делало мне честь, поручая вести эти дела, я не допускал ничьего вмешательства в исполнение моих обязанностей, какая бы одежда ни была на этом человеке — мундир или ряса.

— Довольно, сударь, довольно! — резко оборвал его Людовик. — Я спрашивал вас о миссиях.

— Они процветают, Ваше Величество. Ирокезы у Солта и на горах Гуроны, в Лоретте также алгонкины вдоль берегов всей реки начиная от Тадусака на востоке до Солт-ла-Мари и даже до великих равнин Дакоты — все приняли знамение креста. Маркетт прошел вниз по реке на запад, проповедуя христианство среди иллинойцев, а иезуиты пронесли слово Божие к воинам Длинного Дома в их вигвамы у Ониндали.

— Могу прибавить, Ваше Величество, — вставил отец Лашез, — что, распространяя евангельскую истину, многие из них часто жертвовали и своей жизнью.

— Да, это верно, Ваше Величество! — задушевно согласился Фронтенак.

— И вы допускали это? — горячо воскликнул Людовик. — Вы оставили в живых этих безбожных убийц?

— Я просил войск у Вашего Величества.

— Я же послал вам.

— Один полк.

— Кариньян-Сальерский? Это мои лучшие солдаты.

— Но нужно было послать больше, Ваше Величество.

— А сами канадцы? Разве у вас нет там милиции? Неужели вы не могли собрать достаточно сил для наказания этих негодяев, этих убийц Божьих слуг? Я всегда считал вас воином.

Глаза де Фронтенака вспыхнули, и одно мгновение, казалось, резкий ответ готов был сорваться с его губ; однако суровый старик, сделав над собой страшное усилие, сдержался и проговорил:

— Ваше Величество может узнать, воин ли я, от тех, кто видел меня под Бенеффом, Мюльгаузеном, Зальцбагом и во многих других местах, где я имел честь служить оружием Вашему Величеству.

— Ваши заслуги не были забыты.

— Именно потому, что я солдат и имею некоторое понятие о войне, я знаю, как трудно проникнуть в страну, гораздо более обширную, чем Нидерланды, покрытую лесами и болотами, где за каждым деревом притаился дикарь, хотя и не обученный искусству войны, но умеющий уложить северного оленя на расстоянии двухсот шагов и пройти три мили, пока вы сделаете одну. Ну а если наконец мы и доберемся до их деревень, сожжем несколько пустых вигвамов и полей маиса, то что же дальше? Приходится возвращаться назад восвояси окруженными тучами невидимых врагов, скрывающихся позади вас, и знать, что всякий отставший будет скальпирован ими. Вы сами воин. Ваше Величество. Спрашиваю вас, легка ли такая война для горстки солдат, только взятых от плуга, и эскадрона охотников, занятых все время мыслями о капканах и бобровых шкурках.

— Да, да, сожалею, что высказался, по-видимому, слишком опрометчиво, — проговорил Людовик. — Мы рассмотрим это дело в совете.

— Ваши слова согревают мое сердце! — воскликнул старый губернатор. — Радостью наполнятся все сердца вдоль длинной реки Св. Лаврентия, и белых и красных, когда долетит туда весть, что великий отец за океаном печется о них.

— Но все-таки не ожидайте слишком многого. Канада и так дорого обошлась нам, у нас много дела и в Европе.

— Ах, Ваше Величество, как бы я мечтал показать вам эту великую страну. Если Ваше Величество выиграет здесь какую-нибудь кампанию, что получит? Славу, несколько миль земли, Люксембург, Страсбург, один лишний город в королевстве. А там, при одной десятой расходов и сотой части необходимого здесь войска, — целый новый мир в ваших руках. И какой, Ваше Величество, — обширный, богатый, прекрасный. Где в другом месте можно найти такие горы, леса, реки? И все это может быть вашим, если только мы сумеем взять. Кто помешает нам? Несколько разбросанных племен индейцев и небольшая кучка английских фермеров и рыбаков. Обратите туда ваши помыслы, Ваше Величество, и через несколько лет вы будете стоять в вашей цитадели в Квебеке и можете воскликнуть: все это от снегов севера до теплого южного залива и от волн океана до больших равнин за рекой Маркетта — одна империя, и имя ей — Франция, король ее — Людовик, а на знамени красуются цветы лилий.