Агилета - Святая с темным прошлым

Однако французский эмигрант Горрер, оставшийся в Москве при вступлении в нее наполеоновской армии, постарался через доверенных лиц императора развеять его иллюзии:

«…Заключение мира зависит не от императора Александра, а от армии. Фельдмаршал очень честолюбив и тщеславен; могу Вас уверить, что он принял командование армией только в надежде отомстить за Аустерлиц, так как император Александр несправедливо приписывает ему потерю этого сражения. Мир зависит от него; если он пожелает, мир будет заключен, без него сделать этого не удастся…»

И во второй половине сентября 1812 года Кутузов получил из рук наполеоновского посланника, маркиза Жака де Лористона, письмо следующего содержания:

«Князь Кутузов!

Посылаю к Вам одного из Моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтобы Ваша Светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом.

Наполеон»

Михайла Ларионович не мог слышать, как отправляя де Лористона в Тарутино, Наполеон, едва сдерживая нервозность, дал ему указание: «Мне нужен мир, лишь бы честь была спасена! » Но именно эта фраза была написана на лице почтительно склонившегося перед ним генерала.

Кутузов остался чрезвычайно доволен происходящим: наконец-то его стиль ведения войны оценили по достоинству! Жаль, право, что первыми сие сделали враги, а не соотечественники! Фельдмаршал с наслаждением сообщил де Лористону, что ни один посланник Наполеона не будет пропущен в Петербург с письмом к Александру, он, дескать, сам известит государя о мирном предложении французов. В ответном же послании, Наполеону, написанном несколько дней спустя, издевательски посетовал на то, что «…принимая во внимание дальнее расстояние и дурные дороги в настоящее время года, невозможно, чтобы я мог уже получить ответ по этому поводу…»

И в начале октября, когда холода уже дали о себе знать, Наполеон, так и не дождавшийся вестей из Петербурга, вынужден был покинуть первопрестольную. Неделю спустя его ожидало ожесточенное сражение под Малоярославцем, где, как и при Бородине, обе армии под вечер вернулись на свои позиции, не закрепившись в городе. Но Бонапарт, к тому времени с большим трудом владевший собой, решил с наступлением темноты проверить, не сбежал ли князь Кутузов опять в неизвестном направлении. И… едва не попал в плен к подстерегавшим его казакам; конвой с трудом отбил своего императора. Известие об этом мгновенно распространилось по французской армии, и у Наполеона окончательно сдали нервы. Свернув на Смоленскую дорогу, он начал отступление тем же путем, которым пришел в Россию.

Получив сие воодушевляющее известие, император Александр вынужден был сквозь зубы продиктовать следующее послание:

«Нашему генерал-фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову

Усердная Ваша служба и многие оказанные Вами знаменитые Отечеству заслуги, а наконец и ныне одержанная победа, обращают вновь на Вас внимание Наше и признательность. В ознаменование которых признали Мы за благо пожаловать Вам золотую с лавровыми венками, украшенную алмазами шпагу…»

Кутузов насмешливо улыбнулся, прочтя сие. А государь-то, похоже, наконец уразумел, кто стоит во главе его армии. Начав преследовать француза, он ясно ощутил, как ангел победы веет на него своими крыльями и, вдыхая уверенность в сердце, влечет на запад. А пустынница-то была права! Изо всех своих сражений он вышел победителем, включая сражение с императором Александром. Стало быть, и смерть от него отступаться будет, пока он сам от жизни не устанет – так, помнится, она напророчила?

И, на мгновение дав сердцу волю, он вдруг почувствовал смертельную тоску. И почему Василиса не стоит с ним сейчас бок о бок, разделяя его радость? Ведь он чуть было не предложил ей остаться подле него там, в Филях, но побоялся опять услышать отказ. Вот ведь проклятье! И отчего любви никогда не находится места в его жизни? Кроме, разве что времени борьбы между жизнью и смертью…

И, дабы отвлечься от некстати нагрянувших мыслей, Михайла Ларионович принялся диктовать адъютанту приказ на имя командира Войска Донского, Матвея Платова, подчиненные которому казачьи есаулы чудесным образом выздоровели сразу после первого письма главнокомандующего. Новый же приказ гласил следующее: